Дети в гараже моего папы

– Ты понимаешь, в чем штука, Егор. Ты его жертва, даже если он тебя не растлевал. Этот человек все равно разрушил вашу жизнь, так или иначе.

Интересно, подумал Егор, почему во всей этой ситуации я никогда не злился на отца? Ни разу, с момента, как его увели в наручниках, и до сегодняшнего дня. Раньше жалел его, боялся за него, а теперь этот новый отец, выплывающий из темной глубины воспоминаний, будил в нем какой-то животный страх. Но вот злости – ее никогда не было.

Алина Сергеевна покачала в руках маленькую чайную чашечку, позаглядывала внутрь нее.

Ты уже думал, что будешь делать после девятого? Город присмотрели?

Какой город?

Вы же не можете тут остаться.

Егор подумал и понял, что и правда не могут. Этот город теперь небезопасен для них, и только вопрос времени, когда какой-нибудь больной подстережет его, Ленку или маму у подъезда и даст тяжелым по голове. Но даже если ничего не случится, невозможно все время жить, оглядываясь. Поэтому им и правда лучше уехать, может, даже сменить фамилию, чтобы невозможно было вычислить. Придется стереть всю свою прошлую жизнь вслед за соцсетями. Ну и ладно, подумал Егор. Просто еще одна капля в море. Так уже достало всего бояться, от всего убегать. Может, если они и правда переедут куда-то, станет легче. Непонятно только, что будет делать мама – она с момента рождения Ленки не работала, Егор даже не помнил, есть у нее какое-то образование или нет. Хотя в статье было написано, они с отцом вроде в пионерлагере познакомились. Обалдеть, какая-то журналистка знала о его родителях больше, чем он сам! Наверное, придется ему искать подработку бариста или кем-то вроде того.

Так что вы мне сказать-то хотели? Что вы на моей стороне? А в чем это проявляется?

Егор, попросила Эля, но он уже не собирался останавливаться. Чего уж оттормаживать? Каждый первый считает, что может раздавать советы, так почему бы не ответить?

Группы – это все хорошо, Алин Сергеевна, но я и сам бы их нашел. А вы чем-то еще можете помочь? Ну, не знаю, адвокат вон бешеных денег стоит, а мама не работает, так что Ленке приходится как-то изворачиваться, влезать в долги. Машину на экспертизу забрали, а даже если вернут, фиг знает, удастся ее продать или нет, если она на отца записана. Короче, деньги бы не помешали. Да еще нам тут все время угрозы шлют. Вы можете нас к себе позвать, чтобы мы не дергались каждый раз, когда лифт слышим. Ну как?

Егор встал. Не уходи, попросила Эля, пойдем ко мне, посидим. Интересно, будет она с матерью ругаться, когда он уйдет, или считает, что зря наехал – ему же помочь пытались.

Комната Эли, где пахло сиренью, выглядела неопрятной и чужой. Они раньше садились в ее кресло вдвоем, переплетались руками и ногами, утыкались друг в друга, целовались, ну а там как пойдет. Егор никогда ничего не делал, если Эля не разрешала, но даже когда у нее не было настроения, ему нравилось просто сидеть и обниматься. Ты знаешь, говорила Эля когда-то, что самцы рыб-удильщиков как бы врастают в самок? Они сами очень маленькие, кусают самку за бок, а потом постепенно сливаются с ней, а их кровеносные системы объединяются. Кринж, говорил Егор, но что-то в этом есть, можно было бы такую фантастику написать.

Теперь они смотрели на кресло, и Егору хотелось, чтобы Эля в него села и они снова переплелись, хотя бы на десять минут. Но она села на вертящийся стул перед компом.

Я обидел твою маму?

Да нет, все правильно сказал. Вы реально решили не уезжать из города?

Егор сел в кресло. Одному в нем было страшно одиноко.

Мы это даже не обсуждали пока. Может, переедем, ничего не знаю, Эль, правда. Из школы точно придется валить, меня так и так выдавят.

Тебя только это волнует?

В каком смысле?

Ты все еще думаешь, что твой отец не виноват?

Не знаю.

Что он еще мог ответить? Как будто надо что-то решить, типа, педофил твой отец или нет, и от этого решения что-то зависит, так ведь нет же. Эля чего-то ждала.

Мама уверена, что нет, по Ленке не поймешь, она на своей волне, а я не знаю.

Он хотел добавить, что, наверное, все равно будет любить папу, даже если выяснится, что это он убил Таню Галушкину, но так и не понял, будет или нет. «Убил»-то в этой истории не самое страшное. Как продолжать любить человека, который трахает детей, а потом убивает их и прячет тела в лесу? Вот он возил тебя на рыбалку и учил грести, а на следующий день подстерег какого-то пацана, затащил в машину, и дальше Егорова фантазия тормозила.

Это же не может быть один и тот же человек. Хотя чем больше воспоминаний Егор вытаскивал, тем лучше понимал, что, наверное, может. И вот эти бухие слезы про «Говно я человек», и какая-то родительская ссора, где мама назвала папу «импотентом» (он не должен был ее слышать, как-то случайно получилось), и эта нездоровая его забота о детях в секции. То есть это теперь, с высоты выдвинутых обвинений, она выглядела нездоровой, тогда-то никто не видел ничего странного.

Ты это к чему, Эль?