Изыскатели были рады-радешеньки, что так вовремя и подвернулся этот домишко. И совсем не беда, что нет двери, главное — крыша над головой, и такая прочная, что дождь шпарит вовсю, слышно, как полосами стегает по ней, и она не протекает. Чего же еще? Поэтому люди шутили, смеялись, засветло поели, правда всухомятку, но это дело привычное. А когда стемнело, стали устраиваться ночь. Топчан уступили начальнику отряда, а сами на полу. Конечно, не мешало бы кинуть хотя бы лапника и травы, но где же в такой ливень достанешь, но можно и так — под голову рюкзаки, а накрыться палаткой. Это том, когда придут к месту работы, устроятся как сдует, — там база, там и спальные мешки, а пока и так хорошо. Растягивайся во всю длину. Почивай...
Совсем непреднамеренно, но уж так получилось, что Кунгуров оказался рядом с Саней.
— Жестковато, — сказал он, укладываясь поудобнее.
— Ничего, — ответила она и придвинулась к нему поближе. Это потому, что ей мешали ножки топчана. Но Кунгуров понял по-своему. Он было отдалился от нее, но натолкнулся на колени геолога Макарова. Они были острые и холодные, и Кунгуров невольно приблизился Сане. И оказался рядом с ее лицом, так близко, что чувствовал ее дыхание. После чего уже уснуть не смог. Первым захрапел начальник отряда, и сразу же загудел вслед за ним геолог Макаров, не отстал и тихоня Соколов, стал посапывать между двумя храпами. Но ни Кунгуров, ни Саня и не думали засыпать. Дыхание их было чуть приметным, затаенным.
Стало так темно, что даже проем двери слился с ночным мраком. Гроза ушла, но дождь все шумел и, как видно, не собирался переставать, и поэтому в домишке было особенно уютно. Кунгуров пошевелился и нечаянно коснулся руки Сани, и замер, не убирая своей руки. И она свою не отодвинула. Так они, прислушиваясь друг к другу, пролежали несколько минут. Кунгуров подумал было, что вся эта затея ему ни к чему, но мысль оказалась вялой, и ее тут же осилило чувство молодости и желание близости, и он положил свою ладонь на Санину руку. И тут она не сбросила его руку, но и никак не ответила, будто спала или не заметила, хотя Кунгуров-то отлично знал, что все это не так. Он понимал: идет извечная игра в Он и Она, и осторожно, затаив дыхание, поглядел в ее лицо. Было темно, и все же он увидал ее глаза — взблеснувшие белки. И потянулся к ней и, когда его лица коснулись ее легкие волосы, обнял ее. И она готовно прижалась к нему.
Говорить что-либо, даже шепотом, он опасался, чтобы кто не услышал, но, собственно, говорить было и не о чем, и незачем. Шел разговор рук... Черт, как бешена колотилось сердце!
— Ты любишь меня? — донеслось до него.
— Да... да... — тут же ответил он и поцеловал ее, не сразу найдя губы, сначала в щеку, а потом уже и в губы.
— Ласковый мой... любимый...
В эту минуту начальник отряда стал чертыхаться, греметь спичками. Зажег клок бумаги. Оказывается, его зажрали комары. А они их и не заметили. Запахло дымом. И опять все стихло.
«Надо ли, надо ли мне это? — лихорадочно думал Кунгуров, чувствуя близость Саниного тела. — Это слишком ответственно в отряде, на работе. На виду у всех, могут быть осложнения...» Но мысли были как бы сами по себе и не играли никакой решающей роли, а руки... С какой жадностью они сжимали ее пальцы, приближали ли к себе. Она разрешала себя целовать, отвечала на его поцелуи.
— Нет, это черт знает что! — вскричал начальник отряда и стал чиркать спички, жечь бумагу.
И туг стали один за другим ворочаться и ругаться геолог Макаров и тихоня Соколов. Стали курить, чтобы отогнать комаров. И лишь теперь Кунгуров заметил, ка горит у него накусанный лоб. С обеих сторон от него слышались шлепки — это лупили себя по лбу и по щекам его друзья. Сожгли всю бумагу, завесили проем палаткой, но сна уже не было. Да и начало светать. А дождь все шел и шел, размеренный, однообразный, и под него все незаметно уснули. Уснул и Кунгуров. Сквозь легкое забытье он слышал, как кто-то гладит его по щеке, понимал, что это Саня, но так хотелось спать...
А когда проснулся, то уже было солнце, от туч даже и следа не осталось. В проем двери было видно чистое небо. Веял ветерок. И от солнца, от этого легкого ветерка трава быстро обсохла, и изыскатели, не задерживаясь, пошли к своей базе. До нее было уже не так и далеко.
Кунгуров опять шел позади всех. Перед ним шагала Саня. Он глядел на нее, вспоминал прошедшую ночь во всех ее подробностях, как она прошептала: «Ласковый мой... любимый...» и поцелуи, и все это значило, что если бы он находился с ней наедине, то ему ни в чем бы отказа не стало, и это его настораживало. Так недолго и жизнь поломать, разрушить хорошо продуманный жизненный пан. «Нет, так дело не пойдет», — думал Кунгуров и усмешливо поглядывал на Саню.
И еще вспомнилось ему: когда выходили из домика, она подошла к нему и в ее взгляде было откровенное выражение радости. И это тоже ему не понравилось, было похоже, будто она одержала над ним победу. И не просто так одержала, а хочет заарканить его. Может, и у нее был свой план?