Теперь Мему следовало подняться в верхний город к каскадным прудам и искать на водокачке, снабжающей городские фонтаны водой, водомерный узел. Оттуда — о чудо, стоило о ней сегодня заговорить! — его отправили в Академию Музыки, правда, не в саму, а в сад за нею с неким дуплистым деревом. Город стал казаться Мему много больше, чем поначалу. Не Столица, конечно, которую из конца в конец разве что за день проедешь, но тоже немаленький. Если смотреть со стороны, Мем бродил по нему, как подмороженная муха в осенний день. Так же бессмысленно и бессистемно. Впрочем, система-то наверняка была. И Мем даже догадывался, какая. Он не раз и не два оглядывался с полпути — не на усадьбу при префектуре, где за каждым его шагом должны были следить, а на место, куда должны привести в итоге письменные указания.
К развалинам градирни у залива Болото Мем добрался чуть меньше, чем за четверть стражи до заката. Разбойничья лошадь под конец их скитаний устала и начала спотыкаться на ровном месте. Мем спешился и повел ее в поводу. У сезонных дождей, наверное, все-таки были природные правила. Начинался прилив — начинался и дождь. В этот раз не гроза, не шторм и не ливень. На резвом северном ветре в приморский южный город прилетела северная дождливая гнусь. Как перебралась через горы и пустыню, не высушив пузо и не растрепав бока, кто ее знает. Повезло ей, выжила. Ветер плавно стих, небо подернулось дымно-серой сеткой, подсвеченной с моря закатным красным солнцем, и мелкая морось посыпалась на Арденну, размазывая по разномастным мостовым подсохшую за день белую метель.
Под дождем, снова пересекая весь город, Мем сам устал, как лошадь, обозлился и уже не боялся впасть при встрече с пиратским адмиралом в невразумительное состояние, когда заикаешься, руки трясутся и не знаешь, как ответить на простой вопрос. Поэтому, когда по последней, как Мем надеялся, записке он добрался до дворца на холме, он чувствовал себя способным ударить кого-нибудь кулаком в лоб за издевательскую беготню по городу, но уже ничего не боялся. А разбойничья лошадь, наоборот, оказалась трусовата и долго упиралась перед проломом в стене, поворачивая морду то в сторону адмиралтейства, то, хотя бы, в сторону перетянутых двойной цепью официальных ворот. Во дворец давненько никто не ходил, ни через пролом, ни через ворота. В городе место пользовалось дурной славой, дорога к нему заросла жесткой пустынной травой, и в пролом вела такая же годами нехоженая тропка.
Еще у карантина один из нищих произнес Мему в спину: "Хватит, брат! Остановись, ты не делом занят!" Было это сказано одному из спорщиков, но прозвучало так, словно эти слова — адресованный именно Мему недобрый знак. Теперь лошадь не хотела переступать внутрь ограды. Внутренний голос подсказывал Мему, что и это дурная примета. Но он снова поступил судьбе назло. Темным плащом накрыл глупую конскую башку и втащил лошадь в периметр обрушенных стен.
В саду цвели деревья. С них летела в нижний город та самая снежная метель, осыпавшая нижний город. Мем привязал лошадь к кривому деревцу, накинул на плечи мокрый плащ и решительно вступил под темные своды. Дворец, на удивление, не был разграблен. Внутри местами царил беспорядок, как после драки или поспешного бегства. Местами обстановка была то ли нетронута, то ли прибрана. В слабых отсветах луны, проглядывающей сквозь тучи, повсюду чудилась пыль, но лаковые створки дверей отворялись без скрипа, ставни на окнах были приоткрыты строго через одно, чтоб совсем уж не заплутать в темноте, а кое-где даже по порядку была расставлена мебель, постелены ковры и большие металлические кувшины неизвестного назначения рядком строились вдоль стен.
Как вести себя во дворце, что или кого искать внутри, Мему указаний не было. Он просто шел вперед через анфиладу комнат, где порядок чередовался с беспорядком, а слабый свет с полной темнотой. Шел медленно и долго, пока, наконец, не почувствовал, что пришел. Потолок взмыл куда-то ввысь, а на маленьком, относительно огромного помещения, столе в центре зала горела одинокая свеча в деревенской глиняной плошке с ручкой.
— Долго же вы… — раздался откуда-то сверху негромкий мягкий голос.
— Извините, — сказал Мем, в наглую усаживаясь к столу на хлипкий стульчик с кривыми козьими ножками. Он вынул из рукава и положил перед собой сверток с многострадальной полсотней документов, уже не раз служивших ему добрую службу. — Я опоздал из-за кобылы. Она у меня… испугалась.
Кажется, невидимый собеседник беззвучно рассмеялся. Ответ от столичного чиновника получился очень арданским.
— Не хотите выйти на свет? — поинтересовался Мем. — Мне неудобно вести переговоры с темнотой.