Дело о демонах высших сфер

Мем попятился обратно в тень и развернул скрученный в трубочку листочек. Бумага была отличная, высшего качества, с вощеной обратной стороной, чернила темные, плотные, с металлическим отливом, не такие, как повсеместно в Арденне. Почерк мелкий, исполненный рукой, привычной к письму, но с какими-то пошлыми писарскими завитушками, которые озадачили Мема не меньше, чем нежданно меткие рифмы в неуклюжем, если рассматривать его в целом, рапорте Джениша. Записка гласила:

"По ту сторону карантина, между старыми службами и маяком, есть храм Единого. В поминальной чаше лежит такая же записка, в ней следующий шаг. Мое первое условие — один на один, иначе встреча не состоится".

Ни подписи, ни даты, ни печати. Мем повертел листок. Не к чему больше прицепиться. Текст рассчитан на понимание, однако пошаговые инструкции означают недоверие. Мем поглядел еще раз в сад за столбы, потом на записку. Выбор пришлось сделать не в пользу наведения нравственного порядка на службе и в семье. Мем встряхнул рукавами и отправился писать собственные письма — Намуру, доктору, жене и господину Химэ.

О скорости перемещения по городу в записке ничего не говорилось, поэтому Мем взял на конюшне разбойничью лошадь. Не столько для простоты передвижения, сколько для того, чтобы быть более заметным на улицах. Форменный плащ взял тоже, на случай дождя. Скатал его и уложил за седлом, хоть по небу и не бежало ни облачка. Расписание, по которому в сезон шли дожди, он для себя еще не уяснил. В любой момент могло случиться что угодно. Сейчас дул сильный северо-восточный ветер. Под полуденным солнцем он не создавал ощущения прохлады, но и жарко, как обычно, из-за него не казалось.

С площади Мем оглянулся на усадьбу. На крыше слуга устанавливал треногу под телескоп.

По улицам верхнего города ветер гнал белые цветочные лепестки вниз, в сторону порта. Лепестки кружились снежным вихрем, взлетали и стелились под лошадиные копыта теплой пыльной метелью. На каждой площади, с каждым поворотом улицы город был разным. То надменный, строгий, белый, из мрамора нового карьера, то вычурный древний, зеленовато-бурый, с осыпающейся старинной каменной резьбой, похожей на северную, то желтовато-серый, из камня, добытого в Грязных пещерах, торговый и бывалый, с нескучным и опасным опытом. Хвост его знает, когда он зародился и как строился, начиная с какого места. Не с порта и не с хозяйского холма, откуда смотрел на эти прерывистые полосы истории легендарный дворец, снежным пятном лежащий среди темных сторожевых руин недостроенной, но уже обрушившейся крепости. Тот, кто начал строить вокруг дворца крепость, сам этого города боялся.

В поисках храма "по ту сторону карантина" (поди еще пойми, какая сторона карантина та, а которая эта) Мем перебрал в уме миллион вариантов дальнейшего развития событий, и остановился в итоге на мысли: "Вечно я выполняю какие-то абсурдные задания…" Думать о доверии и возможности полагаться на кого-то, кроме себя, он попросту устал. Он вообще устал думать. За себя, за других, за всех, включая кира Хагиннора. Да, значит, да. Нет, значит, нет. К чему перебирать другие варианты? Это следствие, что ли?.. Пусть все идет, как идет. Но если Мем не сыграет в эту игру, он потом не сможет ответить себе на вопрос, почему этого не сделал.

Город, наконец, закончился, огибающая карантин широкая дорога уводила в сторону моря, стелилась под скоплением небольших, с шапочками травы на макушках, скал, и уходила в сторону рыбачьих поселков и огромной новой верфи, заложенной несколько месяцев назад. За карантином Мем неожиданно въехал в целое лежбище бродячих собак и таких же бродячих людей — прямо на обочине в пыли отдыхала целая армия нищих человек в триста. Мем перевел лошадь на шаг — тут быстро ехать было нельзя, иначе собаки засмеют, — а потом и вовсе остановился. Спросил у приподнявшего голову оборванца, где здесь храм.

— Который с серебряным петушком на крыше? — уточнил оборванец.

— Сам ты петушок на крыше, — перебил его сосед, выглянув из-за облезлого куста. — Там не петушок, там феникс!

— Ну почему вокруг меня такие люди злые? — обернулся спрошенный Мемом оборванец к своему товарищу.

— Да потому что ты живешь в сточной канаве! — отвечал ему тот.

Они продолжили спорить и обзывать друг друга, забыв про Мема. Он мысленно махнул на них рукавом и отправился дальше. Храмик все-таки нашелся. Он был так мал, что, если бы не этот петушок-феникс, Мем проехал бы мимо, приняв его за обычную лачугу. Спешился, вошел внутрь, положил в поминальную чашу два дяна, а тугую трубочку записки незаметно забрал в рукав. Чуда не случилось, за ближайшем углом никто Мема не ждал. Бумага и почерк были те же. Вокруг никого, даже служителей нет, лампадки перед закопченными настенными ангелами не горят, нет масла.