Даниил Андреев

В начале 1937 года женился Ивашев-Мусатов, только недавно пришедший в себя после безумной любви к однокласснице Андреева – Зое Киселевой. Вот портрет Киселевой: «…античные черты лица, озаренные византийской духовностью; строгий профиль и правильный овал белого лица с легким румянцем; темно-каштановые косы обвивают голову двойным венцом; густые брови с грустным изгибом; излучающие внутренний свет серые глаза; губы классической формы очерчены индивидуально. Рост выше среднего, фигура стройная, пышная в расцвете молодости и здоровья. Одета в простое платье, никаких украшений»²⁷⁸. Художник потерял голову.

Старше Киселевой на восемь лет, Сергей Николаевич Ивашев-Мусатов родился в 1900-м. Родился незаконнорожденным и потому долго носил отчество, данное по крестному отцу – Михайлович. Отец его – Николай Александрович Мусатов. Мать – Ивашева, из рода декабриста, преподавала немецкий язык. После гимназии, где он учился в одном классе с Колмогоровым, дружил с ним, тоже увлекся математикой, окончил физико-математический факультет Московского университета. Недолго преподавал математику. Но увлечение живописью взяло вверх. Он стал учиться в студии Ильи Машкова.

Высокий и прямой, худощавый, светловолосый, в круглых очках, артистичный и красноречивый, он со знанием дела говорил о музыке и философии, часто о Сократе и Платоне, о литературе. Страстно любил музыку, музицировал.

Зое Киселевой родные запретили выходить замуж за неуравновешенного художника. И не потому, что тот представлялся им идеалистом, витавшим над немилосердной действительностью. Ивашев-Мусатов уже был женат, причем церковным браком, на Анне Егоровой, дочери известного историка, тоже выпускнице гимназии Репман. С ней он в 1934 году развелся, но требовался церковный развод, а получить его оказалось непросто. Семья Киселевых, истово православная, принадлежала к «тихоновцам», к «катакомбной» церкви. Противилась этому браку и Зоина наставница – Строганова, прочившая ее в монахини.

Ивашев-Мусатов разрыв переживал трудно. «Однажды Даня шел по какому-то делу мимо его дома, вовсе не собираясь заходить к нему. Но вдруг какое-то непреодолимое чувство заставило его повернуть к дому и войти в квартиру друга как раз в тот момент, когда тот был уже готов покончить с собой. Дане удалось отговорить его…»²⁷⁹ – так передает эту историю Ирина Усова. И вот Ивашев-Мусатов женился на художнице Алле Бружес, моложе мужа на пятнадцать лет, красавице.

Алла Бружес была дочерью физиолога, профессора Александра Петровича Бружеса, происходившего из петербуржской литовско-датской семьи. В юности он мечтал стать композитором, учился у Римского-Корсакова, и любовь к музыке прошла через всю жизнь, передалась детям. Мать, Юлия Гавриловна, в девичестве Никитина, по семейному преданию, из рода ходившего за три моря Афанасия Никитина, была новгородкой «с цыганской примесью». Ее мечта стать певицей оборвалась с рождением дочери. Дочь, подрастая, в свою очередь мечтала стать актрисой, но стала художницей. В 1935 году поступила в Институт повышения квалификации живописцев и художников-оформителей при МОСХе. Институт, по ее воспоминаниям, создали «для того, чтобы те, кого испортил формалистический ВХУТЕМАС… переучились на реалистический манер». Учеба вместе с выпускниками ВХУТЕМАСа, а среди них были одаренные и почти сложившиеся художники, дала неплохую подготовку. Там же учился у на редкость независимого, тончайшего мастера Михаила Ксенофонтовича Соколова и будущий муж, уже выставлявшийся. Сблизили их и живопись, и любовь к музыке. Кроме того, Ивашев-Мусатов производил впечатление человека не просто талантливого, но и значительного, особенно когда, загораясь и не без театральности, говорил о греческой философии или о Граале. Ближайшим другом Ивашева-Мусатова был Даниил Андреев, и тот прежде всего познакомил жену с ним. «Он хотел показать ему меня как свое спасение, – вспоминала Алла Александровна. – Произошло это так: Сережа позвонил и вызвал Даниила на улицу… Начало марта. Было темно, крупными-крупными хлопьями шел снег. Стояла чудесная зимняя погода, когда холодно, но не мороз и не оттепель, а белые мостовые и падают мягкие хлопья снега. Такая погода мне всегда казалась блоковской…

И вот мы пришли в Малый Левшинский переулок, где стоял тот самый некрасивый маленький домик, дверь которого выходила прямо на улицу. Даниил был всегда очень точен. Поэтому в назначенное время, когда мы подошли, дверь открылась и из нее вышел стройный высокий человек.

С тех пор прошло 60 лет. А я помню – рукой – теплую руку Даниила, его рукопожатие»²⁸⁰.

Высокий и легкий человек со смуглым лицом и темными узкими глазами произвел на нее впечатление необычности. То, что он вошел в ее жизнь навсегда, узналось позже.