Даниил Андреев

Июльское партийное постановление, ждановские анафемы Ахматовой и Зощенко ничуть не удивляли. Тут же бдительность повсюду повысили и диссертацию Ирины Арманд о Диккенсе, вполне невинную, не допустили к защите.

Как-то Андреев встретил Веру Федоровну, жену Малютина. Она рассказала, что о муже нет никаких вестей с лета 1942-го, хотя есть надежда, что жив и находится или в плену, или где-то в лагере для перемещенных лиц. То, что из чужого лагеря путь на родину часто вел в свой лагерь, знали немногие.

10. Африка

После Задонска они оба разболелись. Выкарабкивались из простуд, из безденежья. В начале октября Андреева писала Тарасовым, у которых в сентябре родилась дочь и к которым они давно не могли выбраться: «Рады мы за вас обоих почти до зависти». О себе сообщала: «…я изо всех сил гоню копию, несмотря на повышенную температуру и отвратительное самочувствие, а Даниил, приблизительно через день, ходит в Ленинскую библиотеку в летних босоножках, а на другой день лежит в постели и кашляет».

Взявшись в сентябре за следующую географическую книгу – «О русских исследователях Африканского материка», Андреев просиживал подолгу в библиотеке. Но мечтал побыстрее вернуться к роману. Однажды из библиотеки «пришел сияющий и сообщил мне, что нашел сведения об африканской реке, названной именем Николая Степановича Гумилева»⁴¹⁶, – вспоминала Алла Александровна. Он ей рассказывал и о том, о чем вынужденно умалчивал в очерках, например об Александре Булатовиче. Булатович путешествовал по неизведанным землям Эфиопии, оставил интереснейшие путевые записки. Потом стал афонским монахом, а во время Первой мировой сделался священником Красного Креста и в рясе не раз бесстрашно водил солдат в атаку. Булатович его восхищал. В «Новейшем Плутархе» он упоминает «отбытие русской миссии к Менелику II, научные экспедиции д-ра Елисеева, Булатовича, Артамонова, укрепление связей между русской и абиссинской церквями…».

В воспоминаниях Бориса Чукова передан рассказ о том, как в связи с этой работой Андреев «заинтересовался связями русского православия с православием Эфиопии». Стремясь узнать о их современном состоянии, он «отправился в небольшой старинный особняк в центре Москвы, где размещался Государственный Комитет по делам религий. Его принял со сдержанной вежливостью православный иерарх и в немногих словах рассказал о бедственном положении современной Эфиопской церкви. <…> На самом интересном месте рассказ был прерван появлением Карпова, председателя Госкомитета. К этому вальяжному сановнику поспешно устремился рассказчик-иерарх и вместе с коллегами подобострастно принялся расспрашивать Карпова об успешном зарубежном турне. На Д. Л. никто уже не обращал внимания, и он удалился»⁴¹⁷.

Эфиопией или Абиссиней, как она раньше называлась, он интересовался и раньше. Абиссиния мелькнула в поэме «Немереча», когда поэту в брянской глуши явился стог – «Округлый, желтый, конусоподобный, / Как в Африке тукули дикарей…» Герой его новеллы из «Новейшего Плутарха», педагог Ящеркин, пропадает в окрестностях Харарры, исчезнув в направлении тропических лесов Шоа. А в «Розе Мира» упоминается Абиссинская христианская метакультура, безнадежно задержанная в своем пути. Абиссинией прошли все русские исследователи Африканского материка, в чьи биографии он погрузился. Последним туда путешествием доктора Елисеева, проведшего две недели в Харарре, заканчивался очерк о нем в написанной книге. И еще – по Хараррскому плоскогорью путешествовал Николай Гумилев. За Гумилевым, прошедшим по знойной Абиссинии, за русскими исследователями Андреев следовал по картам и описаниям в библиотечной тишине.

Прочел Андреев много: «Путешествие во внутреннюю Африку» Ковалевского, «Путешествие в Центральную Африку в 1875–1878 гг.» Юнкера, «По белу свету» Елисеева, «От Энтото до реки Барро» и «С войсками Менелика II» Булатовича, заглядывал в труды Рафаловича и Норова. Читал с увлечением: его влекли путешествия не только по иным мирам. Да и казалось, что книги о географии – то занятие, которым он как литератор сможет зарабатывать на жизнь. Появились и другие замыслы: написать биографию Минаева, знаменитого буддолога и индолога. Он встречался с племянницей Минаева⁴¹⁸, а Матвеев по его просьбе стал хлопотать в Академии наук о пенсии для нее. Позже, в тюремной черновой тетради, намечая план будущей просветительской библиотеки, посвященной русской науке, один из томов он отведет исследователям Южного полушария, начиная с героев своей невышедшей книги – Ковалевского, Елисеева, Юнкера и продолжив именами Булатовича, Миклухи-Маклая и Альбова. Но, как бы ни влекла в эту зябкую зиму 1946-го Африка, ночами он возвращался к рукописи романа.

11. Романический канон