Даниил Андреев

Задонск – южнорусский городок на левом берегу Дона при впадении в него почти пересохшей речушки Тёшевки – был не больше Трубчевска и одно время тоже входил в Орловскую область. Когда-то известный как «Русский Иерусалим», Задонск гордился монументальными храмами, четырьмя монастырями, а главное – святителем Тихоном Задонским. «Многие ли знают о Тихоне Задонском?» – спрашивал в «Дневнике писателя» Достоевский. В то послевоенное лето в разоренном Задонске еще находились жители, знавшие о Тихоне, помнившие о многолюдстве монастырей и благовесте пятиглавых соборов. Но знаменитый Рождество-Богородицкий монастырь лежал в запустении, занятый овощесушильным заводом. Правда, в нем уцелел белый Владимирский собор, и с его паперти открывались слепящие степные дали. Неподалеку, в Тюнинском монастыре, разместилась МТС.

Андреев так описывал друзьям житье в Задонске: «Перед глазами следующее: открытое окошко с геранью, за ним – уличка и сады, а дальше – даль по ту сторону Дона, с деревенькой и лесами. Лесами – увы – недоступными, ибо самочувствие наше не позволяет сделать ни одной настоящей прогулки. Это тем более досадно, что погода благоприятствует: много солнца. В результате за три недели осмотрели лишь ближайшие окрестности: интересный полуразрушенный монастырь, берега реки и недалекие, покрытые лесом холмы с живописными обрывами. Купаемся на мелком месте и развлекаемся по вечерам возможными petits jeux⁴⁰⁸ с Бружесами, – начиная с блошек и кончая подкидным дураком. Мои занятия немецким идут крайне туго. Аликова живопись – гораздо успешнее. Собраны материалы для трех больших картин, кот<орые> она собирается писать в Москве. Вообще ее состояние получше, даже потолстела чуточку.

Мозги спят непробудным сном, – даже это письмо оказалось для отупевшей головы предприятием почти непосильным. Что-то зловещее! Как буду я осенью справляться с географическими книгами, не говоря уж о более серьезных задачах – одному Богу известно»⁴⁰⁹.

Похожее впечатление от задонского отдыха в 1936 году осталось у жены Мандельштама: «…Мы прожили около шести недель на верховьях Дона, радуясь и ни о чем не думая»⁴¹⁰, пока радио не напомнило о новых процессах.

Алла Александровна вспоминала об этом лете идиллически. «Мы поехали <…> в Задонск всей семьей: мама с папой, мы с Даниилом и мой младший брат Юра с молодой женой Маргаритой. Жили на окраине Задонска, где мама сняла чистые беленькие комнатки. Мама хозяйничала, готовила какие-то вкусные вещи. Папа, как всегда, добрый и немногословный, был центром притяжения для всех. Очень юная Маргарита и такой же мальчишка Юра ходили в каком-то растерянно-городском виде, она в красивом платье, в туфельках на высоченных каблуках и с красным зонтиком. А мы с Даниилом, как обычно – он в выцветшей гимнастерке, я в задрипанном сарафане, оба босые, с непокрытыми головами, – часами бродили по задонской степи. Солнце нам было только в радость, и чем больше, тем лучше. Все вместе мы ходили на Дон, очень любили купаться ночью. Дон был действительно тихий, во всяком случае в Задонске, в нем совсем не чувствовалось течение и изумительно отражались звезды. Мы входили в звездную воду.

Я ухитрилась покалечиться – засадить в ногу целую щепку. Папа ее вытащил, перевязал, но несколько дней я не могла ходить. Первую ночь от боли я не спала, и Даня читал мне вслух всю ночь. Потом они с папой, передавая меня с рук на руки через забор, выносили под тенистое дерево, и там произошла забавная сцена. Даниил рассказывал мне план продолжения “Странников ночи”. Война должна была быть и в романе. Один из самых близких Даниилу героев поэт Олег Горбов – одна из проекций его самого – с фронта возвращается слепым. Боже, как я плакала. Как плакала! <…>

И еще воспоминание. В Задонске было довольно много детей, одинаково одетых, которые всегда держались вместе. Нас удивляло, что эти дети были очень приветливы, никогда не хулиганили, были ласковы с животными. Мы узнали, что они из детского дома для сирот военного времени, все потерявших. Отчего эти дети были такими хорошими, не знаю: страшное ли несчастье, которое они пережили, а может, так счастливо сложилась судьба, что нашлись воспитатели, которые отнеслись к ним как к родным. Мы были поражены поведением детей и вообще всем их душевным обликом. Для Даниила это была еще одна подсказка, подтверждавшая давнюю мечту, которая так и прошла через всю его жизнь и не осуществилась: основать школу для этически одаренных детей, где их будут не просто учить что-то читать и что-то делать, а воспитывать из них тех, кого в “Розе Мира” он называет “человеком облагороженного образа”»⁴¹¹.

Здесь, в Задонске, наверное, он и написал стихотворение о детстве: «Ударив мячик биткою, дать сразу гону, гону, / Канавы перескакивая, вихрем, прямиком, / Подпрыгнуть, если целятся, – и дальше, дальше, к кону…»

Больше всего удовольствия ему доставляли купания в Дону. О них он вспоминал в тюрьме, называя «психофизическим» наслаждением. Сохранившийся в черновых тюремных тетрадях отрывок отзывается безмятежностью этого лета: