Вечером 14 октября неожиданно предложили эвакуироваться всем членам Союза писателей. Ни Андреева, ни Коваленского это не касалось. А 15 октября ГКО принял решение «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Сталин собирался уехать в Куйбышев: на Центральном аэродроме ждал самолет, на станции у завода «Серп и Молот» – спецпоезд.
16 октября 1941 года навсегда запомнилось всем, пережившим этот день в Москве. Из города на восток потянулись потоки навьюченных беженцев. Метро не работало, трамваи еле ползли. Вот свидетельства картины этого дня:
«Шагают врассыпную разношерстные красноармейцы с темными лицами, с глазами, в которых усталость и недоумение…
У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по всем талонам за весь месяц…
Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы. Никто не обращает внимания. Тревога не объявляется.
Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед.
Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки»331.
Садовая «вплотную запружена машинами, в них, согнувшись в три погибели, сидят на грудах вещей беженцы – пригородные обыватели, городские евреи, коммунисты, женщины с детьми. Втиснулись в поток автомобилей какие-то воинские части; пешеходы катят тележки с привязанными чемоданами, толкают тачки и детские коляски. Спрессованная масса течет по Садовому кольцу к трем вокзалам с утра до ночи непрерывно»332.
«Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького…
…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся на шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле»333.
У Казанского вокзала клокочущие, рвущиеся уехать толпы. В центре горклый запах горящей бумаги, ветер несет бумажный пепел – жгли какие-то невывезенные архивы, документы. В здании наркоматов на площади Ногина двери брошенных кабинетов распахнуты, бумаги разбросаны. Разор в Союзе писателей: окна настежь, двери заколочены досками. На одном из углов на Кузнецком Мосту, рассказывает очевидец, валялись красные тома сочинений Ленина, другой повествует о том, как закапывал те же «дорогие ему тома» в землю… И слухи – достоверные и нелепые. О немецких парашютистах на Воробьевых горах, о танках, прорвавшихся где-то на окраине.
В этот же день по приказу замнаркома внутренних дел Кобулова было расстреляно 156 человек, видимо самых опасных заключенных, начиная с мужа Марины Цветаевой и кончая женами маршала Тухачевского и члена ЦК Межлаука.
16 октября врезалось в память и Алле Александровне Андреевой:
«Утром 16 октября в Москве уже были только те, кому некуда и незачем бежать. Мы уже не расставались и старались держаться вместе.
Утром было объявлено, что в 12 часов передадут важное сообщение. Все знали, что это вступление к объявлению о сдаче города. И вот в полдень по радио сказали, что важное сообщение переносится на 16 часов. Не могу объяснить, каким образом, но я поняла – немцы не войдут. Москва не будет сдана. Когда я сказала об этом мужчинам, а мы с Сережей не расставались и все время звонили Коваленским и Даниилу, они на меня накинулись. Мужчины – народ логический:
– Ты что? Ну о чем ты говоришь?!
Я упорно повторяла, твердила одно:
– Не знаю почему, но Москва сдана не будет. Не знаю, что сейчас произошло, но то, что произошло, все изменит.
В 16 часов объявили, что где-то открывается магазин, а какой-то троллейбус пойдет другим маршрутом. Неизвестно почему, но права оказалась я, а не умные мужчины с их логическим мышлением.
Я знаю, что в те часы произошло чудо. Мне не надо было ничего видеть. Я ничем не докажу своей правоты. Но и спустя пятьдесят с лишним лет память чуда так же жива. Сейчас кое-что известно. Существует несколько версий. Я знаю такую версию: три женщины по благословению неизвестного священника, взяв в руки икону Божией Матери, Евангелие и частицы мощей, которые им удалось достать, обошли вокруг Кремля. Есть версия, будто самолет с иконой Казанской Божией Матери облетел вокруг Москвы. Не знаю… Мне, помнящей атмосферу того времени, более правдоподобной кажется версия первая – шли кругом Кремля. Матерь Божия отвела беду от Москвы. Значит, так было надо. И никто меня не убедит в том, что это не было чудом»334.
Многие из переживших эти дни остались убеждены в том, что Москву не сдали именно благодаря чуду.