Даниил Андреев

Все труды ради хлеба насущного, за которые Андреев старательно брался, так далеко отстояли от главного, что как бы и не мешали ночным бдениям. Во время работы он мог думать о своем, машинально выписывая слово за словом на диаграммах (больше всего ему нравилось делать картограммы) или транспарантах. Заработки его в этом году оказались преимущественно «театральными», осенью 1937-го он делал те же шрифтовые работы для Художественного театра. А начавший собственное развитие романный сюжет втягивал в себя то, что происходило с ним, и предопределял то, что должно было произойти.

В мае 1938 года он получил последнее письмо от брата. Сделалось очевидным, что возвращение на родину не только невозможно, но и смертельно опасно. Еще в 1936-м Вадим Андреев писал, обращаясь к отечеству:

Чем одиночество ночное злей,
Тем для меня неумолимее виденье
Твоих обезображенных полей.
И так заканчивал стихотворение:
Прости меня. Я знаю, ты – прекрасно.
Мне тяжело неверие мое.
Горит на знамени кроваво-красном
Нерукотворное лицо Твое.

Отвечая брату, он пишет короткое письмо, последние слова которого говорили обо всем:

«Дорогой Димуша,

все мы живы и более или менее здоровы. Часто, очень часто думаю о тебе и всех вас, хоть и далеких, но бесконечно милых моему сердцу. Как ни грустно, что все сложилось таким образом, но этому надо радоваться. Больше всего мне хотелось бы, чтобы ты нашел смысл и радость в той жизни, которая выпала на твою долю. Нежно целую ребяток и Олю.

Хотя живем мы там же, где и раньше, но ответа не надо.

Любящий тебя Д.»²⁹⁸.

Развеяны надежды, похоронены иллюзии, если они еще оставались. Следующее известие от брата Даниил получит после войны.

8. Усовы

В воспоминаниях Ирины Усовой говорится о том, что Андреев познакомился с ней и сестрой в 1937 году. Сам поэт назвал на допросе временем их знакомства 1939-й, точно обозначив место – «в доме арестованного Воинова»²⁹⁹. Старый астроном умер в 1943-м, речь шла о его сыне. Но сведениям, полученным на допросах, доверять трудно. Слишком много находилось причин у допрашиваемых не вспоминать точных дат, всех имен и событий, а у допрашивавших не искать правды, а добиваться подтверждений обвинения. Возможно, знакомство в 1937-м для Андреева было мимолетным и ничего не значащим, но памятным для сестер. Ирина Усова этот день запомнила подробно:

«Осенью 1937 года случайно узнали мы, что живет в Москве сын Леонида Андреева, что он “талантливее своего отца”, что он поэт, но никогда нигде не печатался и не печатается. Последнее как раз и заинтриговывало: раз не печатается, значит… Но как познакомиться? Невозможно! И опять-таки случай (а может быть, судьба). Он в то время работал, как мы уже потом узнали, над той главой своего романа “Странники ночи”, в которой действие происходит в астрономической обсерватории, и ему хотелось посмотреть на туманность Андромеды. Через общую знакомую для него была устроена встреча с астрономом, у которого дома был небольшой телескоп. А семья этого астронома была нам как раз хорошо знакома – мы у них бывали. Нам дали знать, когда он придет, и в назначенный день и час мы с сестрой были во дворике, возле дома, где был уже установлен переносной телескоп. <…>

Мы пришли якобы тоже посмотреть туманность, Луну, звезды и вообще все, что захочет нам показать старый “звездочет” (как мы его прозвали). Но смотрели, конечно, в основном на того, кто вскоре стал самой яркой и близкой звездой (солнцем) нашей жизни.

Внешность его впечатляла: высокая худая фигура, очень худое смуглое лицо (лицо “голодающего индуса”), великолепный лоб с откинутыми назад волосами, крупный, но тонкий, красивой формы нос, четко очерченные губы и две продольные бороздки у краев худых щек. Глаза карие – их нельзя было назвать ни большими, ни красивыми, но была в них какая-то особая значительность. <…> Он был сух, замкнут и строг, ни разу не улыбнулся, от настойчивых приглашений хлебосольных хозяев – зайти в дом попить чаю – решительно отказался. Наверное, эта его сухость была довольно понятной реакцией на слишком уж настойчивые атаки со стороны моей сестры: с места в карьер – приглашение к себе и фррр – с треском распускаемый павлиний хвост всяких соблазнов: она-де была знакома с Волошиным, и у нее есть его стихи, ее мать – переводит стихи, и даже что у нее есть коллекция интересных камешков… А он, буквально прижатый к забору дворика, каменел все более и отмалчивался. Все же ей удалось заполучить номер его телефона и всучить ему наш с просьбой позвонить – когда он сможет прийти»³⁰⁰.