Даниэль Деронда

Тем временем Гвендолин не проронила ни слова, воспринимая все, что говорилось и делалось вокруг нее, за странное, далекое от реальности действо. Миссис Дэвилоу, в свою очередь, пыталась представить чувства дочери и понять, что означает высказанное ею сомнение насчет того, примет ли она наследство мужа. На самом деле Гвендолин думала только о том, как поскорее увидеть Деронду и задать ему важнейшие вопросы, тем самым оградив себя от любого шага, который он мог бы осудить. Однако Гвендолин забыла спросить его адрес, а потому могла связаться с ним только через сэра Хьюго. Она ясно осознавала, как посторонние люди могут истолковать ее откровенную заинтересованность Дерондой, однако отказаться от беседы с ним не согласилась бы даже под страхом смертной казни.

Приехав на Парк-лейн и узнав, что сэр Хьюго собирается немедленно отправиться в Аббатство, чтобы провести пару дней в кругу семьи, Гвендолин без тени сомнения обратилась к нему в присутствии матушки:

– Сэр Хьюго, я хочу снова увидеть мистера Деронду, причем как можно скорее, но не знаю, где он живет. Не могли бы вы сообщить его адрес или передать ему мою просьбу?

Если баронет и был удивлен просьбой Гвендолин, то не подал вида.

– Честное слово, я понятия не имею, где он сейчас: в своей квартире или в Аббатстве, – однако обязательно его разыщу. Я немедленно отправлю записку к нему на квартиру, а если он в Аббатстве, то передам сообщение на словах. Не сомневаюсь, что Даниэль с готовностью исполнит ваше желание, – серьезно заключил баронет, как будто просьба Гвендолин была самой обыкновенной.

На самом деле добросердечный джентльмен был уверен, что Гвендолин уже давно питала к Деронде страстные чувства. Сейчас он больше, чем прежде, опасался, что страсть подтолкнет ее к безрассудным поступкам, а потому готовился всеми возможными способами прикрыть и защитить «племянницу». Для него чудесное продолжение истории заключалось в том, чтобы это очаровательное создание и его любимый Дэн составили счастье друг друга, когда неподходящий муж так удачно сошел со сцены. Однако сэра Хьюго беспокоила мысль, не охвачен ли Дэн какой-нибудь идеей, которая могла оказаться дороже прелестной миссис Грандкорт и отменить так изящно подготовленный брак. Парадокс чувств состоял в том, что сэр Хьюго, в свое время по-отечески предостерегавший Деронду от слишком откровенной нежности в отношениях с невестой Грандкорта, теперь испытывал недовольство, подозревая, что парень недостаточно влюблен, как того следовало ожидать. Разумеется, все размышления заботливого сэра Хьюго оставались крайне преждевременными, поскольку после смерти Грандкорта прошло не больше двух недель. Но наши мысли почти всегда оказываются либо преждевременными, либо запоздалыми.

Тем не менее он исполнил обещание: отправил записку Деронде в его городскую квартиру, и тот получил ее.

Глава VIII

Нельзя утверждать, что Деронда подчинился воле Гвендолин без некоторого смятения. Нет, вовсе не тщеславие, а острое сочувствие подсказывало ему, что сердце Гвендолин нуждалось в нем больше, чем он мог дать. Уже не оставалось сомнений в том, что Гвендолин его любит. Деронда ощущал, что судьба миссис Грандкорт таинственным образом связана с его судьбой. Если бы все это произошло чуть больше года назад, он не стал бы спрашивать себя, любит он ее или нет, а мгновенно подчинился бы властному порыву спасти ее от печали и одиночества и доиграть до конца роль благодетеля, которую начал когда-то знаменательным возвращением ожерелья. Однако теперь любовь и долг связали его иными обязательствами. Подобный порыв уже не мог определять порядок его жизни, и все же чувство сострадания было настолько сильным, что Деронда пребывал в болезненном трепете, думая о необходимости снова и снова встречать мольбу ее взглядов и слов.

Деронда ждал появления миссис Грандкорт в маленькой гостиной, где некогда они сидели рядом во время музыкального вечера. Тогда Гвендолин впервые обратилась к нему с мольбою, воплотившейся в мелодическом призыве: «Per pieta non dirmi addio». И только сейчас Даниэль осознал, что эта мелодия прозвучала в исполнении любимого голоса Майры.

Деронда мерил шагами комнату, все предметы в которой были ему хороши знакомы: начиная с портрета улыбающейся леди Мэллинджер и заканчивая львиными мордами на пилястрах камина. Они казались ему принадлежностью не настоящего, а далекого прошлого, настолько глубокими и значительными были произошедшие в нем перемены; в таких новых условиях он попал в дом, который привык считать родным.

Гвендолин сильно изменилась. Эти изменения коснулись не только траурного платья, но и выражения лица – на нем застыло удовлетворенное спокойствие, которого не было в Генуе. Здороваясь и обмениваясь рукопожатиями, они не улыбнулись: каждый переживал собственные воспоминания и тревожные предчувствия.

– Хорошо, что вы пришли. Давайте присядем, – заговорила Гвендолин и опустилась в ближайшее кресло.

Деронда сел напротив.