Даниэль Деронда

До отъезда Гвендолин он несколько раз приходил на Парк-лейн, однако беседы происходили в присутствии миссис Дэвилоу, а потому не были столь волнующими. Решив принять наследство, Гвендолин составила план, о котором любила говорить: вместе с мамой и сестрами вернуться в Оффендин, чтобы, как она выразилась, восстановить жизнь в том виде, какой она была, когда все вокруг дышало счастьем, только она об этом не знала. Идея не утаилась от сэра Хьюго, и баронет благородно возложил на себя обязанность сдать Гэдсмер за сумму, значительно превышающую стоимость аренды Оффендина. Все это было подробно изложено Деронде, который охотно вступил в обсуждение занимавшей Гвендолин темы. О том, что занимало лично его, он не обмолвился ни словом, а она не спрашивала, поскольку сосредоточилась на его приезде в Диплоу еще до окончания осени. К тому же Гвендолин совсем не думала о том, что Лапидоты – маленькая еврейка и ее брат – способны повлиять на ее судьбу ничуть не меньше, чем забродившие политические или социальные дрожжи влияют на мировую историю.

Глава IX

Тем временем отношения Эзры и Майры со своим другом и благодетелем становились все крепче.

Расставшись с дочерью, Лапидот-старший вознамерился вложить полученные деньги в игру, надеясь получить более существенную сумму и оставив без внимания прочие возможности или решения. До тех пор пока не потерял все, он ни разу не задумался о необходимости вновь обратиться к Майре или отважиться на беседу с сыном. В первый момент он испугался встречи с Эзрой, как испугался бы любой другой неприятной необходимости, а обладание кошельком дочери на время избавляло от мысли о нужде. Страсть к риску действовала на него несравнимо сильнее физического голода, однако хотя бы раз в день он должен был питаться, а для этого требовались деньги. Во время краткого посещения здания с вывеской «Пирамиды» он сначала удвоил ставку, потом утроил и, наконец, потерял все тридцать шиллингов. Выйдя из заведения с пустым кошельком в кармане, Лапидот задумался, как лучше поступить: заложить изящную вещицу и сделать новую ставку или предстать перед дочерью в благообразном виде, вернув кошелек и заявив, что потратил деньги на оплату счета за жилье. Следует заметить, что, по мнению Лапидота, он имел полное право на имущество детей, и ради этого готов был вынести любое унижение при встрече с сыном. В конце концов, лучшее, что можно было сделать в его положении, это поселиться вместе с собственными детьми. Чем больше он думал о встрече с Эзрой, тем меньше боялся, сконцентрировав внимание не столько на угрозе унижения, сколько на возможности легко и безопасно положить что-нибудь в карман.

В результате недолгого размышления Лапидот отправился на маленькую площадь в Бромптоне в надежде встретить дочь. Уже наступил вечер, и, едва подойдя к подъезду, Лапидот сразу понял, что Майра дома: из окна доносился знакомый голос.

Майра сидела за пианино и пела «Сердце, мое сердце», а Эзра слушал с закрытыми глазами, когда миссис Адам осторожно приоткрыла дверь и смущенно сказала:

– Джентльмен внизу утверждает, что он ваш отец, мисс.

– Сейчас спущусь. – Майра немедленно встала и посмотрела на брата.

– Нет, Майра, не надо, – решительно возразил Эзра. – Пусть поднимется, миссис Адам.

Майра стояла, в волнении сжав руки и глядя на брата, который тоже поднялся и в этот миг выглядел потрясенным, хотя от его фигуры исходила решительность.

Открыв дверь, чтобы впустить посетителя, миссис Адам не отказала себе в удовольствии посмотреть на всех троих. Переведя быстрый взгляд с Эзры на Лапидота, она уверенно подтвердила:

– Точно: отец.

Лапидот заранее принял меланхоличный вид, однако в словах его послышалось искреннее волнение:

– Эзра, мой мальчик, вряд ли ты узнаешь меня после долгой разлуки.

– Узнаю тебя… слишком хорошо… отец, – ответил Эзра с язвительной торжественностью.

– Ах, ты недоволен мной! Ничего удивительного. Я знаю, что выгляжу не лучшим образом. Попав в затруднительные обстоятельства, человек не в состоянии следить за собой так, как сам того желает. Мне пришлось вынести немало страданий, поэтому знаю не понаслышке, – быстро ответил Лапидот. Говоря, он всегда чувствовал себя свободно и уверенно, и сейчас, повернувшись к Майре, протянул кошелек: – Вот твой кошелек, дорогая. Я подумал, что ты обрадуешься ему из-за той записки. Но деньги я истратил: пришлось оплатить счет за квартиру и еду. Я знал, что ты захочешь, чтобы я освободился от долгов, и вот теперь стою без единого фартинга в карманах и жду милости от своих детей. Вы можете меня выгнать, даже не вызывая полицию. Только скажи, Майра: «Отец, ты мне надоел. Когда я не могла без тебя обойтись, ты обо мне заботился и тратил на меня все свои средства. Но теперь ты мне не нужен». Только произнеси эти слова, и я исчезну, как искра, чтобы никогда больше не появиться и не испортить тебе удовольствие. – Как обычно, слезы появились сначала в голосе.

– Тебе известно, отец, что я никогда не произнесу таких слов, – возразила Майра.