Даниэль Деронда

Сэр Хьюго с дружеской настойчивостью предложил, чтобы мать и дочь отправились вместе с ним на Парк-лейн и провели там время до окончания траура. Заверив, что летом город – самое тихое место, он предложил сразу забрать из дома на Гросвенор-сквер все принадлежавшие Гвендолин вещи. Ни одно предложение не могло устроить ее больше, чем приглашение остановиться на Парк-лейн. Она понимала, что там будет проще встретиться с Дерондой, – оставалось лишь придумать, как передать ему письмо с просьбой прийти к ней. Поняв, что миссис Грандкорт знакома с завещанием, по дороге в Англию сэр Хьюго отважился завести речь о ее будущей жизни, время от времени, словно между прочим, упоминая об относительно благоприятных перспективах и вообще всячески стараясь представить положение вдовы в благопристойном, но в то же время жизнерадостном свете. Ему казалось, что, узнав о несправедливом распоряжении покойного супруга, вдова должна держаться с терпеливым достоинством: чтобы окружающие не подумали, будто она выглядит печальной потому, что муж оставил ее в бедности. Благодаря неожиданному избавлению его поместий, равно как и сочувствию Гвендолин, баронет держался с ней по-отцовски, называл ее «моя дорогая», а обсуждая с мистером Гаскойном преимущества и недостатки Гэдсмера, говорил о том, что «мы» можем сделать для блага поместья. Бледная Гвендолин сидела в молчании, в то время как сэр Хьюго, поворачиваясь то к миссис Дэвилоу, то к мистеру Гаскойну, без устали рассуждал о том, что, возможно, миссис Грандкорт предпочтет сдавать дом вместо того, чтобы жить там самой. В таком случае он считал разумным предложить долгосрочную аренду кому-нибудь из угольных промышленников. Сэр Хьюго представлял поместье достаточно хорошо, чтобы понимать, что оно вполне удобно и уютно – особенно для человека, занятого разработкой угольных карьеров.

– Лично мне черная пыль не помешала бы, – заявил он добродушно. – Нет ничего более естественного и здорового. А тому, у кого рядом бизнес, Гэдсмер вообще покажется раем. В написанной Скроггом истории графства дом выглядит чудесно: с маленькой башенкой и прекрасным озером. Это лучшая гравюра в книге.

– Полагаю, это место более респектабельное, чем Оффендин? – уточнил мистер Гаскойн.

– Намного, – решительно ответил баронет. – Я был там вместе со своим бедным братом больше четверти века назад, но отлично все помню. Комнаты, возможно, примерно такие же, однако угодья совершенно иного порядка.

– Наш бедный Оффендин пустует, – заметила миссис Дэвилоу. – Мистер Хейнс отказался от аренды. Надо было принять щедрое предложение лорда Брэкеншо и целый год жить там бесплатно: по крайней мере, я содержала бы дом в тепле и порядке.

– Надеюсь, взамен вы получили нечто столь же уютное, – отозвался сэр Хьюго.

– Даже слишком уютное, – ответил мистер Гаскойн, улыбнувшись свояченице. – Неплохо устроились.

Как только матушка заговорила о пустующем Оффендине, Гвендолин повернулась и посмотрела на нее изменившимся взглядом. Перед мысленным взором встали знакомые пейзажи: серые склоны холмов; усеянные разноцветными точками коров и овец зеленые пастбища; тенистые леса с колеями дорог, где, словно приглашая усталого путника отдохнуть, на обочине лежит заботливо очищенный от коры ствол; аккуратно подстриженные изгороди по пути из Пенникота в Оффендин; аллея, по которой она подъезжала к дому, после чего дверь распахивалась и навстречу выходила мама или одна из надоедливых сестер. Тишина дома, прежде казавшаяся скукой, от которой хотелось убежать как можно дальше, теперь явилась в образе спокойного убежища – обители, где можно почувствовать дыхание утра, услышать безмятежное пение птиц; приюта, куда можно вернуться после долгого сатанинского маскарада, заманившего пьянящей круговертью масок и закончившегося диким страхом: как бы не превратиться в один из тех злых духов, что скинули человеческое обличье и теперь шипели вокруг подобно ядовитым змеям.

Таким Оффендин предстал в воображении Гвендолин, став источником глубоких размышлений, но она не проявила интереса к разговору между сэром Хьюго и пастором, которые во время долгого путешествия из Генуи в Лондон испытывали настоятельную потребность в жизнерадостном общении.

«Готов поделиться с вами…» – такими словами баронет начинал повествование о подробностях личного свойства; мистер Гаскойн в ответ делился с баронетом беспокойством о сыновьях и нелегкой задаче их жизненного устройства. Сэр Хьюго живо заинтересовался поместьем и пришел к приятному выводу, что необходимо усилить свое влияние в округе, для чего немедленно сообщил о решении еще до конца осени на пару месяцев перевезти туда все семейство. Мистер Гаскойн сердечно одобрил похвальное намерение. В целом путешествие закончилось глубокой взаимной симпатией спутников.