Принимая все необходимые меры в отношении смерти племянника и возможного поиска тела, добродушный сэр Хьюго счел полезным воспользоваться дружеским общением со священником, чтобы в самой мягкой форме сообщить содержание завещания Гранд-корта и тем самым избавить пастора от иллюзий на этот счет. Возможно, сэр Хьюго проявил бы разговорчивость и без этого похвального намерения, однако оно определенно присутствовало. Он постепенно готовил слушателя к неприятной новости: сначала выразил опасение, что вдова не настолько хорошо обеспечена, как ожидал не только мистер Гаскойн, но и сам баронет, затем несколько раз туманно намекал на серьезные обязательства Грандкорта, и только после этого, наконец, объявил о незаконной связи и о том, что почти все состояние, при отсутствии законного наследника, переходит к побочным детям.
Священник чрезвычайно огорчился и с особой горечью вспомнил, как высокомерно и отталкивающе покойный вел себя по отношению к нему самому. Вспомнил также слухи о его беспутной жизни и чрезмерной приверженности удовольствиям. Однако трудно было представить, что «удовольствие», так сказать, заметенное в дальний угол, внезапно появится в виде стаи прожорливых гусениц, пагубных для благосостояния добропорядочных людей. Впрочем, пастор не довел эти размышления до сведения сэра Хьюго, а повел себя как благонравный светский человек, хотя и ставший добросовестным священником.
– Когда завещание составляет здоровый молодой человек, то, как правило, рассчитывает прожить еще долго. Возможно, мистер Грандкорт не верил, что этот документ вступит в силу. – Немного помолчав, пастор добавил: – Однако тягостно осознавать, что незаконной связи отдается предпочтение перед законным браком.
– Суть дела заключается в том, – рассудительно заметил сэр Хьюго, – что, поскольку мальчик существует, подобный способ передачи состояния действительно представляется самым разумным. У Грандкорта не было родственников ближе кузена, однако страшно думать об уходе из жизни во имя дальнего родственника. Человеку свойственно испытывать некое удовлетворение, если завещание составлено в пользу родных кудрявых головок, но нелепо передавать наследство такому же пресыщенному парню, как ты сам, особенно если он тебе совершенно безразличен. Хуже может быть только пожизненное владение поместьями. Нет, я готов простить Грандкорта за эту часть завещания, но, между нами говоря, не могу смириться с той бедностью, в которую он поверг вашу – нет, нашу – племянницу. Можно подумать, что она вдова доктора. Ничто не кажется мне более отвратительным, чем посмертное сведение счетов с женой. Мужчина должен относиться к собственной вдове с гордостью и любовью. Во всяком случае, именно такие чувства испытываю я. Считаю, что настоящий мужчина легче воспринимает смерть, зная, что жена и дочери достойно обеспечены.
– Это решение огорчает меня тем больше, – признался мистер Гаскойн, – что в роли отца невесты я проявил абсолютное доверие к очевидному благосостоянию мистера Грандкорта и не оговорил в брачном контракте определенных условий содержания для его жены. В тех обстоятельствах подобное поведение показалось мне оправданным. Возможно, вы сочтете меня виновным.
– Нет, виновным не сочту. Доверие неизменно вызывает у меня уважение. Но позвольте дать вам совет: выдавая замуж следующую племянницу – даже за самого архиепископа Кентерберийского, – для начала свяжите его по рукам и ногам. Но что касается миссис Грандкорт, могу сказать лишь одно: сочувствую ей особенно глубоко, так как подозреваю, что с ней обращались дурно. Надеюсь, вы посоветуете племяннице рассчитывать на меня как на друга.