– Герцог Альфонсо утонул, а герцогиня осталась жива, вот и все, – сообщил Ганс, отдавая газету миссис Мейрик и тыкая пальцем в нужный абзац. – Больше того: в это самое время Деронда был в Генуе и видел, как рыбаки вынесли миссис Грандкорт на берег. Кажется, герцогиня прыгнула в воду вслед за мужем. Честно говоря, не ожидал от нее такого безрассудства. Деронде повезло оказаться в нужное время в нужном месте: он первым позаботился о бедной вдове.
Майра снова опустилась на вращающийся табурет и застыла, прикрыв глаза и судорожно сжав руки.
Миссис Мейрик передала газету Мэб и тяжело вздохнула.
– Должно быть, бедняжка очень любила мужа, раз прыгнула за ним в море.
– Думаю, что это произошло случайно: не иначе как у нее случилось небольшое помутнение рассудка, – насмешливо поморщился Ганс и сел возле Майры. – Кому понравится ревнивый баритон с ледяным взглядом, всегда поющий соло? Можете не сомневаться: именно эту роль исполнял ее муж. Так что утонул он весьма удачно. Теперь герцогине ничто не мешает выйти замуж за человека с прекрасной шевелюрой и взглядом, от которого она будет не замерзать, а таять. Ну а меня пригласят на свадьбу и славно угостят.
Майра стремительно поднялась и, устремив на Ганса горящие гневом глаза, взволнованно заговорила:
– Мистер Ганс, не следует насмехаться над чужим горем! Мистеру Деронде ваши слова не понравились бы. Почему вы считаете, что ему повезло? Разве можно так легко рассуждать о жизни и смерти? Откуда вам известно, что ему повезло, если он любит миссис Грандкорт? Напротив, для него это огромное зло. Эта женщина заберет его у моего брата – я точно знаю, что так и будет. Если сердце моего брата будет разбито, мистер Деронда не назовет это удачей.
Неожиданная перемена, произошедшая в Майре, поразила всех. В эту минуту ее лицо дышало гневом, достойным ангела Итуриэля[84]. Бледная настолько, что побелели даже обычно яркие губы, она стояла над несчастным Гансом, который был потрясен и сгорал от стыда.
– Я жестокий глупец. Я признаю свою вину и забираю обратно каждое сказанное слово, – нервно признался он после мучительно долгого молчания. – Сейчас пойду и повешусь, как Иуда, – если только позволительно здесь о нем вспомнить. – Даже в горестный момент Ганс не смог обойтись без шутки.
Однако гнев Майры не утих. Да и было ли это возможно? Не произнеся больше ни слова, она села за фортепиано и поставила перед собой ноты, как будто снова собиралась играть.
– Майра справедливо тебя отругала, Ганс, – произнесла Мэб. – Ты постоянно упоминаешь о мистере Деронде не к месту. А шутки насчет его женитьбы на миссис Грандкорт вообще ужасны. Должно быть, мужской ум погружен во тьму, – добавила она презрительно.
– Именно так, милая, – тихо ответил Ганс и отошел к окну.
– Думаю, Мэб, нам пора продолжить. Урок еще не закончен, – проговорила Майра более резким, чем обычно, голосом. – Спой еще раз, или лучше спеть мне?
– О, пожалуйста, спой ты, – попросила Мэб, радуясь возможности отвлечься.
Майра особенно проникновенно исполнила арию Альмирены из оперы Генделя «Ринальдо», после чего встала и поспешно сказала:
– Мне пора домой. Эзра ждет.
Она молча подала руку миссис Мейрик, а не поцеловала ее, как обычно, однако матушка притянула ее к себе и тихо, примирительно проговорила:
– Да благословит тебя Господь, дитя мое.
Майра почувствовала, что резкой отповедью в адрес Ганса обидела миссис Мейрик, и пожалела, что проявила к доброй хозяйке черную неблагодарность.
Тем временем Ганс поспешно схватил шляпу и приготовился открыть дверь.
– Послушай, Ганс, – с тщательно замаскированной сестринской нежностью остановила брата Мэб, – не стоит провожать Майру. Я уверена, что твое общество будет ей неприятно. Сегодня ты был дерзок.
– Я только прослежу, чтобы с ней ничего не случилось, – упрямо возразил Ганс.
Майра промолчала, и они вышли на улицу. Ей не хватило мужества заговорить первой: сказанные недавно слова теперь казались излишне прямолинейными и суровыми, однако те, что жили в сердце, прозвучали бы еще строже. К тому же она не могла избавиться от противоречивых мыслей по поводу странного и страшного события, случившегося с четой Грандкорт.
Ганс, в свою очередь, тоже погрузился в раздумья. Гнев Майры побудил по-новому взглянуть на ситуацию, а следом пришло горькое осознание собственной глупости. Как можно было не догадаться раньше? Что, если Деронда занимает в сердце Майры большее место, чем подобает спасителю и благодетелю? Тревожное предположение, к чести Ганса, было неэгоистичное. Он не сомневался в серьезном чувстве между Дерондой и миссис Грандкорт, и развеять эту уверенность могло лишь неопровержимое свидетельство.
То, что Деронда неодобрительно относился к повышенному вниманию, которое Ганс проявлял к Майре, мистер Мейрик объяснял заботой друга о молодой девушке с зависимым положением. А твердая уверенность Деронды в том, что Майра не ответит взаимностью никому, кроме еврея, естественным образом исключала и самого Даниэля из числа счастливчиков, поскольку Ганс разделял общее мнение и считал друга сыном сэра Хьюго Мэллинджера.