Даниэль Деронда

– Грех, грех! – воскликнул Калонимос, подняв руку и с отвращением закрыв глаза. – Грабеж нашего народа. Точно так же в давние времена еврейских юношей и девушек воспитывали для римского Эдома. Но злые козни расстроены. Я разрушил их. Когда мы с Даниэлем Каризи – да хранит его Создатель и Спаситель! – были мальчишками, то торжественно поклялись всегда оставаться друзьями. Он предложил: «Давай свяжем себя взаимным долгом, как будто мы – сыновья одной матери». К этому он стремился с детства и до последнего мгновения – укрепить душу прочными узами. Да, так он сказал: «Давай свяжем любовь долгом, ведь долг – это любовь к закону, а закон – природа вечного». Так мы стали братьями. Хотя потом жизнь нас развела, связь мы не теряли. Когда он умер, его попытались ограбить, но не смогли украсть у меня. Я спас наследие, которое он ценил и предназначал своему потомку. Я вернул ему украденного потомка. Сейчас я прикажу доставить шкатулку.

Калонимос вышел из комнаты, а спустя несколько минут вернулся в сопровождении служащего, который нес шкатулку в кожаном чехле. Она оказалась небольшая, но тяжелая благодаря позолоченным железным скобам и ручкам. Деревянную поверхность украшала прекрасная резьбы в виде арабской вязи.

– Вот! – торжественно провозгласил Калонимос. – К сему прилагается уникальный ключ. Храните его с особым тщанием. Надеюсь на вашу аккуратность и осторожность. – Калонимос смерил Деронду тем оценивающим, слегка подозрительным взглядом, с которым пожилые люди обычно доверяют ценные вещи людям молодым.

– Я буду хранить сокровище бережнее любого другого имущества, – с улыбкой пообещал Деронда и спрятал ключ в нагрудный карман. – Мне никогда еще не доводилось владеть символом надежды и духовного труда. И я никогда не забуду, что часть этого труда по праву принадлежит вам. Есть ли у вас время, чтобы рассказать о моем деде? Или пора уходить?

– Я могу ненадолго остаться. Через час восемнадцать минут я уезжаю в Триест, – ответил Калонимос, посмотрев на часы. – А еще нужно успеть проститься с сыновьями. Позволите ли представить вас, чтобы они смогли оказать гостеприимство внуку моего друга? Сыновья живут здесь в роскоши и комфорте, а я предпочитаю скитаться по свету.

– Буду рад знакомству, – ответил Деронда, – но не сейчас. Мне необходимо срочно вернуться в Англию: друзья нуждаются в моем присутствии. Непредвиденные обстоятельства слишком долго удерживали меня за границей. Однако ради более близкого знакомства с вами и вашей семьей я готов вновь приехать в Майнц.

– Хорошо! Меня вы вряд ли застанете, поскольку я стар и брожу по свету, влача за собой свой саван, однако сыновья и их дети постоянно обитают здесь и очень дружны между собой. С тех пор как Карл Великий призвал моих предков из Италии, чтобы придать нашим грубым немецким братьям налет образованности, многое изменилось. Мне и моим современникам пришлось бороться за право на жизнь. Наша молодость выпала на плохое время, но мы победили и теперь в безопасности множим свое богатство, а наука Германии прирастает и полнится еврейскими умами, хотя не все сохраняют еврейские сердца. Вы ничего не знаете об истории своего народа, молодой человек?

– Не совсем так, – ответил Деронда. – Прежде чем довелось узнать о своем происхождении, мне выпала счастливая возможность с глубоким интересом заняться подробным изучением всего, что имеет отношение к иудаизму. Случилось так, что я немного подготовился к встрече с дедом.

– Если бы не английское воспитание, то скорее всего вы стали бы таким же великим, как он. Внешне вы очень на него похожи, молодой человек. В лице вашего деда отражалась железная воля, притягивавшая всех, кто оказывался рядом. Еще в ранней молодости у него на лбу появилась глубокая вертикальная морщина. У вас я ее не вижу. Даниэль Каризи говорил: «Лучше железная воля, чем нерешительность. Лучше непреклонный враг, чем неуверенный друг. Лучше ложная вера, чем полное ее отсутствие». Больше всего он презирал равнодушие и имел для этого более веские причины, чем я готов изложить.

– И все же он не был ограниченным человеком? – спросил Деронда, намекая на обычное оправдание нерешительности чрезмерными знаниями.