Даниэль Деронда

– Не понимаю, чем законодательный хлам хуже любого другого, – возразил сын. – Во всяком случае, он не так плох, как второсортная литература, которой люди забивают голову по доброй воле, и уж точно не так скучен. Самые острые умы нередко принадлежат юристам. Строгий взгляд на вещи как на факты и доказательства кажется мне лучше бесконечных рассуждений обо всем и ни о чем. А с более возвышенной точки зрения история возникновения закона составляет самый интересный аспект философии и социальных наук. Конечно, как и во всяком деле, в юриспруденции всегда найдется немало неприятных, нудных, а порою и раздражающих моментов. Но жизнь никогда не вручает ценные призы даром, и я это понимаю.

– Что же, мой мальчик, лучший залог успеха в профессии – уверенность в том, что выше ее нет на свете. Полагаю, то же самое относится к любому делу, за которое человек берется с охотой. Недавно кузнец Брюит пожаловался мне, что его ученик плохо постигает секреты ремесла, и: «Впрочем, сэр, чего можно ждать от парня, который не любит кузницу?»

В глубине души священник испытывал восторг, однако старался сдерживать проявление чувств. Он легко расстался с Уорхэмом, который уехал в Индию, а Рекс стал для него тем утешением, которое мужчина иногда находит в превосходящем его сыне, рисуя радужные картины будущей славы. Только жене он решительно признался:

– Рекс станет выдающимся человеком, Нэнси. Я уверен в этом так же, как отец Пейли был уверен в успехе своего сына.

– Разве Пейли не был старым холостяком? – осведомилась миссис Гаскойн.

– Это к делу не относится, дорогая, – ответил священник, затрудняясь вспомнить эту мелкую подробность.

Мирное течение времени в пасторском приходе разделяла и миссис Дэвилоу, сменившая ветхий величественный Оффендин на окруженный вечнозелеными растениями низкий белый дом неподалеку. В деревне его называли «Дом Додсона». Испытания последнего года почти не сказались на элегантной внешности миссис Дэвилоу: лишь на лице выражалось немного больше грусти, да в волосах появилось несколько новых седых прядей. Выйдя из тени старшей сестры, четыре девочки заметно расцвели, а добрая Джокоза сохранила равнодушие к радостям и развлечениям света, считая, что они не созданы для гувернанток.

В узкой гостиной с низким потолком и двумя окнами, июльским днем распахнутыми навстречу аромату роз и тихому бормотанию сада, собралось все семейство, а также Рекс и Анна. Горячо любимой девочками кузине было что рассказать о новых впечатлениях и новых лондонских знакомствах. Во время первого визита, когда Анна пришла одна, сразу посыпались вопросы о доме Гвендолин на Гросвенор-сквер и роскошной яхте. Анна не видела яхту, и девочки проявили безграничную фантазию, пытаясь представить это неизвестное и оттого еще более интригующее судно. Сама Гвендолин писала им из Марселя, что яхта прекрасна, а каюты очень удобны, и что скорее всего больше она не будет писать и вместо этого пришлет длинный дневник, в который записывает свои впечатления. О путешествии мистера и миссис Грандкорт говорилось даже в газетах, так что этот новый факт роскошной жизни старшей сестры окрасил жизнь девочек в романтические тона, а любительница книг Изабель даже представила, как на яхту нападают корсары, но в итоге все заканчивается благополучно.

Однако в присутствии Рекса, выполняя указание старших, девочки не касались этой увлекательной темы. Разговор шел о Мейриках и их необычных еврейских друзьях, которые вызвали немало вопросов у юных обитательниц дома. Евреи ассоциировались у них с полумифическим народом, упомянутым в «Естественной истории» Плиния, представители которого спят, накрывшись собственными ушами. Берта не могла точно определить, во что евреи верят, и смутно догадывалась, что они отвергли Ветхий Завет, потому что он доказывает справедливость Нового Завета. Мисс Мерри предположила, что ни с Майрой, ни с ее братом «невозможно вести достойный спор», а милая Эллис заявила, что ей все равно, во что евреи верят, поскольку «терпеть их не может». Миссис Дэвилоу поправила дочь, сказав, что и в Лондоне, и в Париже богатые еврейские семьи соответствуют всем требованиям светского общества, но признала, что простые, не обращенные в христианство евреи действительно малоприятны. Изабель, в свою очередь, спросила, умеет ли Майра говорить так, как разговаривают люди, и трудно ли догадаться, общаясь с ней, что имеешь дело с еврейкой.

Рекс не питал симпатии к детям Израиля, и сейчас развлекался тем, что рассказывал о евреях невероятные истории. Анне даже пришлось убеждать всех, что брат всего лишь шутит. Дружный смех прервало появление посыльного, в спешке прибежавшего из дома священника с письмом для миссис Дэвилоу. В конверте оказалась телеграмма. Пока миссис Дэвилоу взволнованно ее читала, остальные с тревогой смотрели на нее, но заговорить никто не осмелился. Наконец, она подняла глаза и, сдерживая слезы, проговорила:

– Дорогие мои, мистер Грандкорт… мистер Грандкорт утонул!