– Со временем все устроится. Как только вы окажетесь среди близких, найдете и новые обязательства, – заверил ее Деронда. – А сейчас постарайтесь, насколько это возможно, прийти в себя и успокоиться, прежде чем…
– Прежде чем приедет мама, – подхватила Гвендолин. – Ах, должно быть, я сильно изменилась. Я давно не смотрела в зеркало. А вы сейчас узнали бы во мне ту Гвендолин, которую увидели в Лебронне?
– Да, узнал бы, – печально ответил Деронда. – Внешние изменения невелики. Я сразу понял бы, что это вы, но пережили огромное горе.
– Только не жалейте о том, что вообще меня узнали. Только не жалейте, – умоляюще проговорила Гвендолин со слезами на глазах.
– Я презирал бы себя за подобные чувства, – уверенно ответил Деронда. – Разве тогда я мог что-то предположить? Мы должны находить обязанности в том, что дает нам жизнь, а не в собственном воображении. Если бы я жалел о чем-то, то вовсе не о том, что узнал вас, а о том, что не смог уберечь от нынешнего несчастья.
– Вы спасли меня от худшего, – сквозь рыдания возразила Гвендолин. – Без вас я была бы еще ужаснее. Если бы вы не были таким хорошим, я стала бы совсем безнравственной.
– Пожалуй, мне лучше уйти, – заключил Деронда, вконец измученный затянувшейся сценой. – Не забывайте, в чем заключается ваша задача: успокоиться и окрепнуть до приезда остальных.
С этими словами он встал, и Гвендолин покорно подала ему руку, однако, едва Деронда вышел, упала на колени в истерических рыданиях. Расстояние между ними было огромным. Она чувствовала себя отверженной душой, созерцающей возможную жизнь, путь к которой отрезан грехом.
Слуги обнаружили ее распростертой на полу без чувств. Глубокое горе сочли естественным для бедной леди, чей муж утонул у нее на глазах.
Часть восьмая. Плоды и семена
Глава I
Измерение, как известно, представляет собой весьма несовершенный способ оценки. Длина орбиты Земли вокруг Солнца способна поведать о шагах человечества к прогрессу не больше, чем площадь поля готова сообщить о том, какие культуры следует на нем сеять. Человек может отправиться на юг и, споткнувшись о какую-нибудь кость, в размышлении над ней совершить открытие в анатомии; может отправиться на восток и случайно обнаружить ключ к языку древнего народа, а может совершить экспедицию и, героически преодолевая препятствия и превозмогая трудности, открыть новую землю, но стоит вернуться домой, как он с удивлением обнаружит, что соседи по-прежнему ссорятся из-за мелких бытовых неурядиц, а пожилой джентльмен из дома напротив все так же гуляет по улице, беседуя сам с собой, и останавливается у одной и той же тумбы, чтобы почитать все те же газеты.
Подобный контраст в течение года произошел между блестящей, самоуверенной Гвендолин Харлет, превратившейся в кающуюся грешницу, и ее родственниками, чья жизнь в Пенникоте не претерпела изменений более глубоких, чем необходимость привыкнуть к скромному доходу, редким визитам соседей и сдержанным комплиментам. Дом священника остался таким же уютным, как и раньше; красные и розовые пионы на лужайке и мальвы возле живой изгороди расцвели не менее пышно, чем в прошлом году, – а сам священник сохранил жизнерадостную уверенность в расположении начальства и твердую решимость укрепить авторитет ревностным исполнением своих обязанностей.
Кроме того, мистер Гаскойн был очень горд за любимого сына, успехи которого затмили потерю одной тысячи восьмисот фунтов годового дохода. Какие бы изменения ни произошли в душе Рекса из-за разочарования первой любви, они померкли перед теми честолюбивыми замыслами, которые родились со времени их семейных злоключений. Вызвавший немало тревог неудачный роман мистер Гаскойн теперь рассматривал как испарение избыточной влаги, необходимое тесту для завершения процесса выпечки. На летние каникулы Рекс приехал домой и привез с собой Анну. Несмотря на почти прежнюю живость в общении с братьями и сестрами, он ежедневно прилежно занимался.
– Не жалеешь, что выбрал в качестве профессии юриспруденцию? – спросил его отец.
– Ни одна профессия не кажется мне более достойной, – убежденно ответил молодой человек. – Я мечтаю закончить свои дни уважаемым судьей, твердо стоящим на страже закона. Переиначив известное выражение, я готов сказать: «Позвольте мне участвовать в создании законов, и пусть другие создают песни».
– И все же тебе придется забивать голову невероятным количеством хлама, а это самое неприятное в твоем деле, – заметил пастор.