Даниэль Деронда

– Как давно это было! – И умоляюще добавила: – Посидите немного возле меня?

Деронда повиновался. По выражению лица он понял, что Гвендолин хочет о чем-то сказать, и решил подождать, пока она заговорит. Однако она молча смотрела в окно и не произносила ни слова. Ее явно мучил страх. Желая помочь, Деронда отвел от нее взгляд и вскоре услышал жалобный возглас:

– Вы считаете, что об этом должен знать кто-то еще?

– Совершенно определенно нет, – ответил Деронда. – Никаких последующих действий не предвидится. Ущерба, который можно было бы возместить таким способом, не существует, как нет и не может быть возмездия, справедливо понесенного кем-либо из смертных.

Гвендолин долго молчала и сидела неподвижно, как будто не дыша, а потом наконец спросила:

– Но если бы я не уступила злой воле… в тот момент… если бы сразу бросила веревку… это смогло бы предотвратить смерть?

– Нет. Думаю, что нет, – медленно проговорил Деронда. – Если он действительно умел плавать, то, должно быть, судорогой свело ноги. При всем желании вам вряд ли удалось бы ему помочь. Думаю, ваш секундный преступный умысел не мог повлиять на ход событий и отразился только на вас самих. Злая воля рано или поздно находит выход: либо в порочных наклонностях, рождающих дурные поступки, либо в ненависти к себе, заставляющей нас вести лучшую жизнь.

– Я никого не грабила! А другие получат все. Все, что должны получить. Об этом я узнала незадолго до отъезда из города. Вы не подозреваете меня в корысти? – неуверенно спросила Гвендолин.

– Даже не думал об этом, – ответил Деронда. – Я слишком много размышлял о других сторонах вопроса.

– Наверное, вам неизвестно, как все началось, – медленно, словно преодолевая внутреннее сопротивление, проговорила Гвендолин. – Он должен был жениться на другой. Я об этом узнала, пообещала ей не вставать на пути и даже уехала в Лебронн. Тогда вы впервые меня увидели. Но потом наша семья в одночасье потеряла все, и страдание заставило меня поддаться искушению. Я подумала: «Поступлю так, как хочу, и все исправлю». Убедила себя. Но все оказалось иначе. Все оказалось ужасно. И тогда пришла ненависть, а вслед за ней появились греховные мысли. Вот как это произошло. Я сказала вам, что боюсь себя. И постаралась исполнить ваш совет – превратить страх в защиту. Я думала о последствиях… чувствовала, какие мучения меня настигнут… как буду бояться наступления утра и мечтать, чтобы ночь никогда не кончилась, а по ночам терзаться от страшных видений… Если бы вы знали, как я была несчастна… Впрочем, теперь это уже неважно. Важно только одно: избавить других от правды. Бедная мама! Она никогда не была счастлива.

Снова наступило долгое молчание. Подавив рыдания, Гвендолин продолжила:

– Вам нестерпимо тяжело на меня смотреть. Вы считаете меня слишком безнравственной. Не верите, что я способна исправиться, стать лучше, достойнее. Я навсегда останусь для вас чересчур порочной, чтобы… – Ее голос оборвался.

Сердце Деронды пронзила жалость. Он взглянул на бледное, полное мольбы лицо и произнес:

– Я верю, что вы можете стать более достойной, чем были до сих пор. Никакое зло не может испортить нашу жизнь, кроме того зла, которое мы любим, желаем продлить и не пытаемся остановить. А вы прилагаете усилия и, надеюсь, никогда не остановитесь.

– Но начало этим усилиям положили вы и вы не должны меня покинуть, – проговорила Гвендолин, умоляюще глядя на Деронду. – Я стерплю любое наказание. Я буду жить так, как вы прикажете. Только не бросайте меня. Вы должны оставаться рядом. Если бы вы были рядом, если бы я могла обо всем вам рассказать, то этого не случилось бы. Вы не покинете меня?

– Я никогда не думал о том, чтобы вас бросить, – ответил Деронда, и в его голосе выражалось больше сочувствия, чем он испытывал на самом деле. В эту минуту он с болью осознавал, что его слова могут прозвучать как намерение, которое скорее всего останется неисполненным. Его тревожили заботы: как близкие, так и отдаленные, – и, поддавшись им, после короткого молчания Деронда добавил:

– Полагаю, не позднее завтрашнего вечера приедет сэр Хьюго Мэллинджер. Возможно, вскоре за ним последует миссис Дэвилоу. Ее присутствие принесет вам величайшее утешение. Найдете ли вы силы избавить ее от лишних переживаний?

– Да-да, постараюсь. А вы не уедете?

– Не раньше, чем появится сэр Хьюго.

– И мы все отправимся в Англию?

– При первой же возможности, – не желая вдаваться в подробности, коротко ответил Деронда.

Гвендолин снова посмотрела в окно, и на ее лице Деронда заметил некое подобие улыбки.

– Вы теперь всегда будете жить с сэром Хьюго? В Аббатстве… или в Диплоу? – спросила Гвендолин.

– Я еще не знаю, – ответил Деронда, краснея.

Она поняла, что задала неуместный вопрос, и умолкла, однако через несколько минут заговорила снова:

– Невозможно представить, какой теперь станет моя жизнь. Думаю, лучше быть бедной и работать.