Читаем Дальгрен полностью

Суть, твердил он про себя, сам себя же на этом ловя, должна быть в другом. Повторяя это в шестнадцатый или семнадцатый раз, он сидел на каменном парапете и глядел на стол с бутылками, так и не взяв бокала.

– Привет! – А затем ее лицо (и по зеленым всполохам посыпались горсти алого) переменилось. – Что с тобой произошло?

Его руки обхватили ее бедра – на одном лужа синего, на другом зеленого.

– У меня кровь?

Он дотянулся до ее ягодиц, а в мыслях: какая она теплая; лицом прижался к ее теплому животу. Она запустила пальцы ему в волосы. Пред его морганием черные чешуйки порскнули серебром, и алым, и зеленью.

– Нет. Но ты как будто врезался в стену и ждешь, когда она отойдет с дороги.

Шкет издал звук – хотел начать с него следующую фразу, но снова получилось кряхтение. Его он отбросил и начал заново, чуть повыше тоном:

– Я просто… разговаривал с Фрэнком. Про мои… стихи.

Она высвободилась и запрыгнула рядом на парапет, плечом к плечу, ногой к ноге, докучливо мерцала в уголке глаза, пока Шкет разглядывал свои искалеченные большие пальцы, стиснутые на мозолистой барабанной коже сжатых кулаков. Ланья спросила:

– И что он сказал?

– Ему не очень-то понравилось.

Она подождала.

– Он сказал, тут все считают меня говорящей собакой. Все считают, что я тупой псих, что я на десять лет моложе и что все изумились бы не меньше, умей я написать свое имя – если б оно у меня было…

– Шкет… – что прозвучало гораздо тише его голоса. Она ладонью накрыла его руки. Он выставил большой палец. Она обхватила палец кулаком. – Это пиздец как жестоко.

– Или пиздец как правдиво.

– И вовсе нет! – По голосу он расслышал, что она хмурится. – Фрэнк? Который якобы публиковал стихи в Калифорнии?

Имея в виду: «А кто же еще?» – он ответил:

– Ну?

Она сказала:

– Шкет, да он завидует!

– Чего? Чему, – и вышло утверждение, не вопрос.

– Вы оба поэты. Оба выпустили по книжке. Посмотри, как все с тобой носятся. Когда вышла его книжка, вряд ли с ним так носились.

– Это слишком просто. И вдобавок мне все равно, почему он так сказал, я хочу знать, правда ли это… да ёпта! Калкинз их даже не читал, когда решил издать. Может, прочел потом, когда книжка вышла, ему стало стыдно, и поэтому он сегодня не появился.

– Да нет! Что за глупости…

– И помнишь, как Новик юлил, когда я спрашивал, насколько они…

– Они ему понравились

– Да ешкин кот! Ему понравился я! Он как раз и объяснял, что не умеет различать.

– А с чего ты взял, будто Фрэнк умеет? Он на тебя дуется, он дуется, что все на тебе зациклились; а потом он читает стихи. Мистеру Новику хотя бы хватило честности признать, что разделять он не умеет. И мне, блин, они нравятся.

– Ты пристрастна.

– А Фрэнк нет? Слушай, они не… – И она отпустила его палец.

Он поднял взгляд.

Она стискивала кулаки на приливном водовороте коленей.

– Мы не с той стороны подходим. – Ее нижняя губа пошевелилась над зубами, подстроила рот под новый тон. – Он прав. Ну, во многом.

В горле зародилась простая боль. Один раз сглотнув, Шкет скинул ее на дно желудка.

– Твои стихи ему не нравятся, и он, вероятно, искренен. Искренне признается, что ему не нравится. Тельме нравится, и она, вероятно, тоже искренна.

– Я все вспоминал ее имя. Как-то сложно было.

– Вот и его имя стоило бы забыть. Оба искренни, но это не значит, что правы. Это значит, что оба полагают себя правыми.

– Да, – сказал он. – Ну да. Конечно. Фрэнк про стихи так и сказал.

– Неприятно.

– Он прав про людей – про то, что все думают.

– Не все, – возразила она. – Я подозреваю, и половины таких не наберется. Тебе небезразлично, что думают люди?

– Мне… – Пауза. – Небезразличны люди. Вот эти люди. И если они думают так, выходит, это мне тоже небезразлично. И лучше б они не думали, как он говорит.

Она согласно хмыкнула.

– Может, зря мы пришли, – сказал он.

– Хочешь уйти?

– Нет. Хочу остаться и посмотреть, что будет. – Шкет разжал ладони на коленях. – Но может, больше так делать не стоит. А посреди всего я, пожалуй, уходить не хочу. Тут слишком много нового. – Он спрыгнул с парапета и развернулся к бару.

Денни сказал:

– А что?..

Шкет его обнял; руки Денни сначала оттолкнули его, затем вдруг крепко обхватили за спину. Шкет сунулся лицом в сухую горячую шею и подумал: у меня лицо, наверно, холодное. Он обнимал горячие плечи и думал: мои руки…

Денни разок шевельнулся, застыл, шевельнулся опять; наполовину уронил руки, поджидая момента отстраниться.

Шкет поднял голову.

Двое проходивших мимо отвели взгляд.

Шкет попятился.

Денни спросил:

– Все хорошо у тебя? – а затем глянул на Ланью.

Она ответила движением бровей.

– Нормально, – сказал Шкет, про себя отметив, что, быть может, ей противоречит.

Она спросила:

– Точно?

Шкет положил ладонь на ее блестящую коленку:

– Нормально. Кто-то сказал плохое про мои стихи. Правду или нет – другой вопрос, но я в ярости.

Ланья вздохнула:

– Видимо, вот поэтому я и рада, что не Художница.

– Вот зачем ты все время так? – Шкет отстранился. – В доме сейчас целая толпа народу слушает «Преломление»! И им нравится!

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги

Апостолы игры
Апостолы игры

Баскетбол. Игра способна объединить всех – бандита и полицейского, наркомана и священника, грузчика и бизнесмена, гастарбайтера и чиновника. Игра объединит кого угодно. Особенно в Литве, где баскетбол – не просто игра. Религия. Символ веры. И если вере, пошатнувшейся после сенсационного проигрыша на домашнем чемпионате, нужна поддержка, нужны апостолы – кто может стать ими? Да, в общем-то, кто угодно. Собранная из ныне далёких от профессионального баскетбола бывших звёзд дворовых площадок команда Литвы отправляется на турнир в Венесуэлу, чтобы добыть для страны путёвку на Олимпиаду–2012. Но каждый, хоть раз выходивший с мячом на паркет, знает – главная победа в игре одерживается не над соперником. Главную победу каждый одерживает над собой, и очень часто это не имеет ничего общего с баскетболом. На первый взгляд. В тексте присутствует ненормативная лексика и сцены, рассчитанные на взрослую аудиторию. Содержит нецензурную брань.

Тарас Шакнуров

Контркультура