Дальгрен

Тот, кто вышел из кустов, застегивая ширинку, спустив концы ремня по бедрам и улыбаясь… оказался Флинтом.

– А, – сказал он. – Это вы тут, – и продел ремень в пряжку.

Одна девушка сказала:

– Погоди. Вот…

– Тебе видно что-нибудь? – спросила другая и захихикала – девчонка в бордовых джинсах, которая пришла вместе со всеми из гнезда; сейчас она протолкалась сквозь заросли.

У нее за спиной кто-то озирался – Харкотт.

В другой девчонке Шкет сначала опознал гостью Роджера. Даже в трех четвертях темноты различил, как она взъерошена. А со второй попытки опознал Милли; рыжие волосы падали на темную бархатную кофту. Под кофтой было что-то металлическое и расстегнутое. Возложив руки ей на плечи, из кустов ее вывел Саламандр.

Ланья сказала:

– Боже мой! – и рассмеялась.

– Ой! – сказала Милли. – Это вы тут, – акцент другой, но интонация в точности как у Флинта. И отстранилась от Саламандра.

В неудержимом приступе хиханек Милли с Ланьей вцепились друг в друга.

Саламандр глянул на Шкета, поморщился и потряс головой.

Шкет пожал плечами.

– Я гребень потеряла! – Милли наконец высвободилась. – Ну ты подумай, а! Потеряла гребень.

Ланья оглянулась на Шкета:

– Я вас потом найду.

И, обняв Милли за плечи, вместе с ней бежала из сада.

– Слышь, – сказал Флинт. – Неплохая гулянка.

Лишившись Милли, Саламандр пристроился к первой девушке. Наклонился, что-то ей шепнул. Она шепотом ответила.

– Да блин, ниггер! – сказал Харкотт. – Только и делаешь, что ебешься, ну?

– Ёпта, – сказал Флинт. – Твоя розовая жопа тоже наскакалась – я смотрел.

– Ну это да, – сказал Харкотт. – Но ты ж одной всунул, потом другой, потом опять той… бал-лин!

Флинт только усмехнулся.

Тут оба заметили, что Саламандр с девушкой ретируются.

– Эй! – крикнул Харкотт и припустил следом.

Флинт пристроился к ним с другого бока.

В сомкнутом строю меж черным и белым девушка с Саламандром удалились.

– Пошли. – Денни отстранился от Шкета, и тот пошел, гадая, что в этой беседе заинтересовало Денни больше всего. Но тот, едва очутился между изгородями – одно плечо оперено тенью, другое облито огнями «Июня», – остановился и покрутил ручки на пульте. – Вот.

Джона Шкет нигде не видал, совершенно точно. Впрочем, он и Милдред узнал не сразу.

Наплыв гостей в направлении «Ноября» отрезал их от Саламандра и его спутников.

Оставив Денни, Шкет подумал: но задумывалось же побыть с ним. Цыкнул, досадуя на себя, и взошел на очередной мостик.

На его берегу фонари горели.

Навстречу вышел Фрэнк, улыбаясь от уха до уха, слегка щурясь, сияя лицом под прожекторами.

Меня он, наверно, видит силуэтом, подумал Шкет.

– Эй! – сказал Фрэнк. – Прекрасный праздник тебе устроили. Поздравляю по всем поводам. Мне тут отлично.

– Да, – сказал Шкет. – Мне тоже.

За спиной у Фрэнка, за мостом он различил вспышку металлической зелени. Ланья по-прежнему болтала с Милли, а у той восстановилась куафюра. Обе по-прежнему смеялись. Обе по-прежнему уходили прочь.

– Видел мою книжку?

– Само собой.

– Как тебе мои стихи? Мне интересно, что ты скажешь. Ты же настоящий поэт.

Фрэнк задрал брови:

– Это весьма… ну… – И опустил. – Тебе честно? Я предлагаю, потому что ты, наверно, наслушался комплиментов, тем более на собственном празднике. А настоящая честность довольно редка – может, сейчас не время, давай отложим, поболтаем как-нибудь вечерком у Тедди.

– Нет-нет, говори, – ответил Шкет. – Я так понимаю, они тебе не очень покатили?

– Ты знаешь… – Одной закаменевшей рукой Фрэнк ухватился за перила, прислонился к ним. – Я все думал, что тебе сказать, если ты спросишь. Я вообще много про тебя думал. Гораздо больше, я подозреваю, чем ты про меня. Но я вечно о тебе слышу, люди вечно о тебе судачат. И я понял: я же совсем тебя не знаю. Но мне всегда казалось, что ты хороший человек. И мне кажется, полезно будет, если кто-то поговорит с тобой начистоту, да? – Он засмеялся. – И тут я такой уже открыл рот, чтоб сказать: «Прекрасные стихи», – как и все. Это не про меня. Я считаю, лучше по-честному.

– И что ты думаешь? – В своем голосе Шкет уловил холодность и изумился; слушая себя, вдруг почувствовал, что застрял в капкане.

– Мне не понравилось.

Все дело в его улыбке, подумал Шкет, а затем подумал: нет, ты просто внушаешь себе, что это его улыбка тебе не по душе. Он сказал, что ему не понравилось, вот и все.

– Что в них плохого?

Фрэнк фыркнул и перевел взгляд на камни:

– Тебе правда интересно?

– Ага, – сказал Шкет. – Мне интересно, что ты думаешь.