Далеко от неба

— Он сейчас не в поселке.

— А где?

— Знать бы, соломки бы подостлали. Места тут больно заковыристые. Спокон веку их все сторонятся. Отец вам с Олегом куда велел?

— Не знаю. Он Олегу объяснял.

— А ты, значит, решила самостоятельность проявить? В поселок собралась?

— Я бы осторожно. Очень.

— Осторожно — дело хорошее. Видишь только, как без спросу получается? От горя сбежала, да в беду попала. Я тебе напрямки, как есть. В поселке тебе пока делать нечего. Отец уже все сделал, что ты хотела.

— Все?

— Все! Полностью и досконально.

— А эти почему?

— С этими не тебе, а нам разбираться. Мне они побольше твоего задолжали. Извини, конечно, но не с твоим карабинчиком тут порядок наводить. Плохо еще, что на тебе этот гад повис, который первым оттуда спикировал.

Василий взглядом показал на небо.

— Он, правда, не совсем причем. Так ведь его никто не неволил в чужую драку лезть. Верно? Но раз решил принять участие, пусть не обижается, что прилетело.

— Он к берегу поплыл.

— Точно?

— Выбрался по-моему.

— Не показалось?

— Выбрался, выбрался.

— Это хорошо. Ничего хорошего, конечно. Они и так уже, наверное, от злости зубами скрипят. Но что живой — хорошо. Очень даже хорошо. Мы теперь сами с ними разбираться будем.

— Мы — это кто?

— Все, кто не они. Такие у нас тоже имеются.

— А как мы отца найдем, если ты говоришь, что не знаешь?

— Попросим местные окрестности подсказать. Они нам уже разок подмогли. А если серьезно — догадка имеется. Я все-таки в тайге родился, елкам молился. Разберемся и в здешней местности. Кое о чем отец твой проговорился, когда мы совместную жизненную диспозицию выясняли. Дядя Егор Рудых тоже кое на что похожее намекал. Скит тут где-то не так чтобы очень далеко приткнулся. Не то староверный, не то другой какой. С давних времен независимо существует. От здешней сегодняшней жизни — самое спасение. Думаю, отец твой временно там находится. Повидаетесь, а я потом чуток подальше подамся. Ждут меня.

— Хорошие люди?

— Хорошие. Попробуем с ними эту калинку-малинку разгрести. Воровскую, если копнуть хорошенько.

— Это они у тебя брата убили, да?

— Одного убили, у другого душу покалечили.

— Она с ними?

— Кто?

— Милиционерша. Только вид делает, что в отца влюбилась.

— И про это знаешь?

— Знаю.

— А я вот не знаю. Пока не знаю. Знаю только, что рядом с грязью чистеньким не сбережешься.

— Я ее ненавижу.

— А ты не спеши, пока окончательно не разберемся. Ты вот и в меня недавно стрельнуть хотела.

— Я вас сразу узнала. Удивилась.

— Вот и хорошо, что узнала. Нам с тобой много еще чего узнавать придется. И хорошего, и плохого. Без этого никак. Жизнь — штука заковыристая. Вроде этого водоема. Для нас с тобой на данный момент стратегического. На одном конце мы, на другом они. Поэтому мы с тобой вон в том украдистом местечке пристанем и через увал напрямки махнем. А то ты засиделась, наверное, в этом корыте. Разомнешься, сверху окрест поглядишь. Места здешние, хоть и запутанные, но красивше их, пожалуй, на всем свете не бывает.

— Красивее.

— Что?

— Красивее. Я знаю. Тоже так не раз думала.

— А у нас говорят «красивше». Что в лоб, что по лбу. Главное, что правильно. Скоро сама убедишься.

Несмотря на то что небо с севера стало затягиваться торопливыми низкими тучками, озеро на том конце, куда собирались пристать, вдруг словно разом освободилось от темной непрозрачной воды, и разбегающиеся от лодки волны осветились сверкающим разноцветьем, словно приглашая их в неведомую таинственную сказку.

— Деревня Солнца, — неожиданно сказала Маша.

— Что? — не понял Василий.

— Там должна быть деревня Солнца, — тихо, словно самой себе, сказала Маша.

* * *

Пятая ночь после неведомой катастрофы, как и сгинувшие прежние, была непривычно светла и безмолвна, но на переломе к рассвету вдруг внезапно погасло небо, растворились в сумраке окрестные вершины, скукожился почти до неприметности костер, у которого сидели без сна немногие оставшиеся в живых из прежнего казацкого конвоя люди. Осталось их всего шестеро: хорунжий Рудых, Никита, два казака, ротмистр, орочон Оро и топограф Ильин. Да еще чудом уцелевший раненый конь, которого за прошлые дни похода тщательно выхаживал Никита. Конь еще полностью не выходился, но выглядел вполне справно и перед предстоявшей дорогой его наличие сулило уходившим какое ни на есть, хотя бы и временное, вспоможение в далеком, наверняка опасном и трудном пути.

Все уже было переговорено, оговорено, решено, по возможности сделано и устроено. Поэтому сейчас все молчали, дожидаясь восхода солнца, когда намечено было отправиться в путь. Внезапно наступившая темнота спугнула сонное оцепенение.

— Небо в тумане, земля в обмане, — сказал один из казаков и подбросил в потухающий костер несколько сухих веток.

— Что, Оро, надумал наконец? — неожиданно громко спросил ротмистр сидевшего чуть в стороне от костра орочона. — С нами пойдешь или с ними сторожить остаешься? Боги твои, по-моему, успокоились. Звезды вон наконец появились. Значит, погода хорошая будет.