Далеко от неба

— Правильно, — поддержал его Проценко. — А ты не режиссер. И никогда им не будешь, если не научишься правильно ориентироваться в обстоятельствах.

— У верхогляда завсегда ноги болят, — вмешался Шабалин.

— Не понял, батец, — вскинулся Домнич. — Что имеется в виду?

— Спотыкается часто, — объяснил Шабалин. И добавил: — На одном гвозде все не повесишь.

— Я на ваш народный фольклор давно уже все повесил и думать позабыл, — огрызнулся Домнич. — Еще будем посмотреть, что у нас из этой трагикомедии получится. Слишком большой список действующих лиц. В том числе нежелательных, — покосился он в сторону спящего Чикина и снова оттолкнул руку опершегося на его колено Василия…

— Давай без нервов! — посуровел голос Проценко. — Кто мне только что про закон тайги говорил? Идешь в тайгу на день — бери запас на неделю.

— А то и на две, — поддержал его Федька Оборотов.

— Как бы нам с этим запасом на первом повороте не загнуться, — проворчал Домнич.

— Что-то наш народный режиссер сегодня не в духе, — с явным неодобрением констатировал Проценко. — Заражает коллектив пессимизмом. Утром вроде все было наоборот.

— Творческое предчувствие, — все больше заводился Домнич. — Некоторым для понимания малодоступное.

— А ты не стесняйся, поделись, — выдержав паузу, попросил Проценко. — Оценим коллективно твое предчувствие. Сделаем совместные выводы. — Он даже наклонился, заглядывая в глаза Домничу. — Давай, давай, не стесняйся. Может, среди нас тоже творческие личности отыщутся.

— Козлы не кукарекают, — словно в забытьи, снова выдал Василий, и, воспользовавшись не то нырком, не то разворотом вертолета, сполз с сиденья на пол. Оттуда было легче дотянуться до зажатого между ног одного из проценковских боевиков «калаша», который он высмотрел, едва начав приходить в себя.

— Закукарекают, если жить хотят, — все больше заводился Домнич, раздраженный близостью освобожденного от пут Василия и неуместными, как ему казалось, проценковскими замечаниями. — Как говорила классик международного интернационализма: «Лучше умереть стоя». А еще лучше — вообще не умирать. Так мужики? А вообще — «разговор на эту тему портит нервную систему», что перед премьерой крайне нежелательно.

— Правильно! — согласился Проценко. — Я о том же. Нервы надо беречь.

В это время распахнулась дверь пилотской кабины, и выглянувший второй пилот стал показывать пальцем вниз.

— На посадку, что ли? — посмотрев на часы, удивился Проценко. — Говорили, час лету, а еще и половины не набежало.

— Интересная мизансцена, — прильнув к грязному стеклу иллюминатора, прокомментировал Домнич и заорал пилоту: — Давай еще на один круг! И понижей! Треба разжувати… Давай, давай! — И отодвинув ногой окончательно расположившегося на полу Василия, направился к пилотской кабине.

— Чего там? — недовольно проворчал Шабалин.

— Интересная режиссерская находка. Причем в местах, где ничего подобного быть не должно. Тем не менее имеет место быть. Ежели, конечно, не показалось. Что в этих местах тоже иногда случается.

Вертолет чуть завалился набок, выполняя разворот. Почти все, кроме Василия и спящего Чикина, прижались лбами к иллюминаторам. Василий, воспользовавшись непонятной для него заинтересованностью своих похитителей, придвинулся почти вплотную к забывшему про автомат охраннику.

— Карамболина, Карамболета, — продолжал комментировать увиденное явно повеселевший Домнич. — Неожиданная находка всегда кстати, даже во время премьеры.

— Ты это про ту лодку? — тоже что-то разглядев внизу, заинтересовался Проценко. — А говорили, летом в тайге ни живой души.

— В том-то и дело, — радовался Домнич. — А данный водоем здешний народ вообще по кругу на цырлах обходит.

— Выходит, не все обходят, — изрек наконец Шабалин, тоже приложившийся лбом к стеклу иллюминатора. — Скажи, чтоб еще понижей взяли.

Домнич сунулся в пилотскую кабину, что-то стал объяснять, и вертолет заложил еще один круг, снижаясь к поверхности довольно обширного, вытянутого в длину озера, берега которого густо поросли нетронутой вековой тайгой. Теперь уже отчетливо можно было разглядеть моторку с одинокой фигуркой на корме у мотора. Лодка была почти неподвижна, несмотря на то что сидевший в ней человек пытался небольшим веслом направить ее к берегу. Солнечные лучи из-за вершин огромных елей и яркие блики на воде ослепили было смотревших, скрыв на время и лодку, и зарябившую от винта черную воду. Совсем близко замелькали вершины елей, перекосился горизонт — вертолет пошел на новый круг, подчиняясь крику и жестам просунувшегося в кабину Домнича.

— На хрен она тебе сдалась, эта лодка? — спросил Проценко. — Узнал, что ль, кого?

— Вроде баба какая-то, — подал голос один из проценковских боевиков.

— Не какая-то, а вполне конкретный экземпляр, — продолжал радоваться Домнич. — Заполучив который одерживаем полную и безоговорочную победу на пути к нашей конечной цели.