Далеко от неба

Зарозовевшее на востоке небо скоро обозначило ближний полукруг острых вершин. Затем осветился пугающий провал покалеченной землетрясением седловины перевала. Чуть позднее из-за темного еще отрога хребта стало осторожно выкарабкиваться смазанное клочьями белесого тумана солнце. Только тогда все, как по команде, поднялись на ноги, молча стали разбирать и пристраивать приготовленный, необходимый в неведомой дороге груз. Непосильный для человека погрузили на единственного коня, остальное разбирали по возможным каждому силам. Много груза осталось на долю остающихся хорунжего и Никиты. Когда обозначилась полная готовность, все, кроме Оро, встали в ряд и перекрестились.

— В день суда Страшного, Господи, пусть вся милость твоя за жизнь сотворенную и сохраненную соберется в чашу единую и на весах твоих взвесится. Правый да спасется, поскольку добро самое большое худо всегда перевесит и выправит, — громко и отчетливо проговорил Иван Рудых слова собственной сочиненной молитвы. А Никита стал на колени перед уходящими и поклонился им до земли.

Наконец, тронулись. Сначала сверху было хорошо видно, как маленький отряд медленно спускается в неведомую и пока невидную из-за дальности и оседающего тумана долину. Скоро и люди затерялись в этом тумане.

— Ну что, паря, у нас с тобой время тепереча не казенное, свое. А свое чем полнее употребишь, то и дела складнее для пользы пойдут. Давай и мы загружаться. Озеро отседова непонятно куда провалилось, а без воды нам тут долго не протянуть. Речушку внизу хорошо помнишь?

— Хорошо, дядя Иван.

— Вот там и обоснуемся.

Тяжело припадая на поврежденную при камнепаде ногу, хорунжий подошел к куче оставшегося груза, выпростал из-под конского потника тяжелое зверовое ружье, закинул его за спину, выбрал тюк по силам, попросил Никиту: — Ну-ка, подмогни!

— Вам с больной ногой несподручно будет, дяденька. Я все это бегом перетаскаю, оглянуться не поспеете.

— Я тебе уже сказывал — дяденек тут не имеется, а хорунжию Ивану Рудых обузой для рядового состава становиться негоже. Подсоби и сам загружайся, на сколь сил наскребешь.

— Вопрос у меня, дядя хорунжий, имеется.

— Давай свой вопрос.

— Коняги наши, которые уцелели и со страху невесть куда подались, так и пропадут теперь?

— Понятное дело, с чего ты их поминаешь. Нам бы одного из них изловить, куда как с добром. За день бы все перетаскали. Я тебе, паря, так скажу: коняга — животина по-своему очень даже неглупая. Конечно, ежели попрет наугад без толку, куда глаза глядят, ничего у нее хорошего не сложится. Пропадет. Оглядится, что, как, куда и зачем, подумает хорошенько, к людям поближей подастся.

— К нам?

— А мы с тобой не люди, что ли? Костер складем, кулеш заварим, рыбы наловим, избушку срубим. Полноценное жизненное основание у нас получится. Загружайся давай, а я из-за хроматы своей помаленьку вперед подамся. Место выгляжу, зверя какого ни есть скараулю. По реке их завсегда богато шарашится. Есть, пить и зверю охота. Особо после страсти такой, которая невесть за что нас тут пристигла.

— А я тальменя словлю. Прошлый раз такого здоровущего видал.

— И то ладно. С Богом, что ль!

Сторожко и тяжело ступая на покалеченную ногу, Иван стал медленно спускаться в распадок, по дну которого прорывалась к далекому Угрюму бурная горная речушка.

* * *

Распугав кур и развесив клубы пыли по всей улице, милицейский «уазик» затормозил у ворот дома Зарубина. Торопливо выскочившая из него Надежда Домнич сначала попыталась открыть запертую калитку, а затем изо всех сил стала стучать в ворота. Не открывали долго, а когда наконец калитка открылась, за ней с карабином в руках обозначился Тельминов.

— По какому поводу шурум-бурум? — поинтересовался он, загораживая дорогу попытавшейся войти Надежде. — В доме, кроме Аграфены и меня, ни живой души. Аграфена без памяти лежит. Сволота эта донесла, что Ваську подстрелили. Я ей объясняю — сознательная провокация. На испуг берут. С целью посеять панику и лишить сопротивления. Так она то мне верит, то гаду этому. Брательник еще называется. Так что ежели ты за мной, мне отходить надолго от нее очень даже нежелательно.

— Передай, живой Василий. Был частично пострадавший, но живой. Подробностей пока не знаю. По рации сообщили, с моим дураком на Убиенке из вертолета выпали. С вертолетом авария какая-то. Тоже на Убиенке. Сейчас будем организовывать людей на спасение. Там все эти — Чикин, батя, приезжие. Так что я теперь здесь оставшаяся верховная власть.

— Куда выпал-то?

— Вроде в озеро. Связь плохая, не разобрать было.

— В озеро — это хорошо. Выплывет в обязательном порядке. Насчет твоего козла не уверен. А в аварии которые — живые?

— Раз сообщают, значит, живые. Спасать их надо.