Чужое отражение

– Ну, – прикрикнула она, – чего смотришь на меня, как будто первый раз видишь? Появлялась бы чаще, чем раз в полгода – уже насмотрелась бы! Дашка, ты денег, денег принесла? Вон Светка голодает! Отцу уже третий месяц зарплату не платят, все переносят и переносят выплаты, а ты все телефоны поотключала!

«А вы еще одного ребенка заведите,» – так и хочется сказать мне, – «там материнский капитал уже гораздо больше будет! И распорядиться, по своему усмотрению, его средствами можно будет быстрее! Где вы только его обналичиваете?!»

Хотела сказать, но с губ сорвался лишь странный, приглушенный вздох… С каждой, брошенной мне фразой, до скрежета сжимаю зубы, чтобы с моих губ не сорвались жестокие слова.

Перевожу взгляд за нее и смотрю, как в зеркало, на маленькую девчушку, которая прячется за приоткрытую межкомнатную дверь и с интересом выглядывает оттуда: слегка вздернутый носик, пухлые губы, бледные впалые щеки, обтянутые тонкой, словно пергамент, кожей; а она глядит в ответ, словно ждет от меня какую-нибудь мелочь – конфетку, леденец или ещё хоть что-нибудь вкусненькое.

– Ну же, Дашка, денег дашь?

Засовываю руки в карманы пальто и нервно перебираю пальцами отложенные на хлеб десятики – их всего три, а во рту скапливается слюна от голода. И вовсе не моего голода…

Вздохнула и вздрогнула, неожиданно почувствовав на своих плечах прикосновение мужских, знакомых до дрожи рук. Слышу шелест денежных купюр и вижу, как Марк протягивает женщине четыре-пять штук пятитысячных, почти мою двухмесячную зарплату, которые та тут же выхватывает, пряча в карман своего халата.

– Ну что вы в дверях-то стоите! – сразу расплывается в улыбке хозяйка. – Марк, проходите, вы и так нечастый гость в нашем доме. Впрочем, как и Дашка, чтоб ее! Но мы будем рады чаще видеть вас обоих.

Сказала и развернулась к приоткрытой межкомнатной двери, в этот раз громко прикрикнув:

– Отец! Отец, иди сюда, дочь приехала!

Я спиной вжалась в стоящего позади меня Марка так, что он мог отчетливо прочувствовать не только мои небольшие выпуклости, но и мое явное нежелание оставаться здесь. Он сильнее сжал мои плечи и привлек к себе, будто боясь, что я упаду до того, как мы вместе уйдем. Борюсь с острым желанием закрыть глаза и выбежать отсюда, вернуться в свою маленькую комнатку в коммуналке, и ничего этого больше никогда не видеть.

– Ну, как знаете… – пробормотала женщина, – но вы обязательно приезжайте еще! Обязательно!

Она выдержала небольшую паузу, дожидаясь ответа Марка… или того, что мы просто развернемся и уйдем, но не утерпела и начала медленно закрывать входную дверь, несмотря на то, что мы оба оставались на месте.

– А может, мы Свету с собой заберем? – неожиданно для всех, произнес Марк, очень тихо, но с той самой интонацией, от которой у некоторых людей порой идет мороз по коже. – Погостить…

***

Зачем я поехала туда?

Меня никогда не поймет тот, кто не рос в детском доме.

Просто хотела посмотреть в глаза своим биологическим родителям.

«Страхи возникают, когда мы не хотим на что-то смотреть, – рассказывала нам воспитательница. – Страх, он как компас, указывает, на что мы должны обратить внимание, чтобы наша жизнь стала лучше. Именно поэтому за страхами обязательно нужно идти, хотя бы для того, чтобы смотреть им в глаза, но это очень непросто, ведь страхи не выдерживают пристального взгляда…».

В своем детском воображении я бессчетное количество раз представляла себе, как, повзрослев, поднимаюсь по ступенькам до призрачной жилой площадки многоквартирного дома, подхожу к той самой недостижимой двери, за которой покоится мой самый главный страх и до которого мне обязательно нужно добраться. И так каждый день, каждую неделю, каждый прожитый месяц и год я мысленно «ходила» к этой двери, и с каждой, сделанной мной новой попыткой подойти к ней, я понимала, что у меня не перехватывает дыхание, как раньше, а надуманный мной же страх теряет свою густоту и насыщенность, словно растворяется в пространстве сознания. И страх – это уже не страх, а лишь короткий миг трепета, который перетекает в миг легкого раздражения, на смену которому приходит миг отвращения, перетекающий в миг недоверия, за которым следуем миг борьбы, и так далее, мимолетные мгновения тают друг в друге. Уже будучи взрослой, я поняла, что ни одно эмоциональное состояние человека не является цельным и неделимым: каждое слагается из многочисленных уровней тонких составляющих.

Страх ушел, а его место заняла щемящая грусть…

Сейчас я сижу на заднем пассажирском сиденье того самого внедорожника, что привез меня сюда, и смотрю через стекло на улицу, отмечая, что падающий снег превращает придорожные уличные фонари, мимо которых мы проезжаем, возвращаясь в город, в сверкающие драгоценные камни, очень похожие на те, что были на моей шее в тот самый благотворительный вечер. И, едва сдерживая непрошеные слезы, внезапно прихлынувшие к глазам, я легонько сжимаю маленькую детскую ладошку в своей руке, которая и удерживает меня на скользкой грани тоскливого отчаяния, позволяя жить дальше.