Чужое отражение

Его слова, подаренные мне, я запомнила, и именно они помогали мне всю рабочую неделю держать удар – как на работе, так и вне ее. И то чувство искренней благодарности, которое я испытала, можно было описать так: «Да, это справедливо. Спасибо за протянутую мне руку помощи, за поддержку и дельные советы. Я постараюсь выжить и, думаю, что справлюсь».

А еще… я совсем не удивилась, когда по окончании этой тяжелой недели, я снова выхватила взглядом из беспорядочного вороха рабочих бумаг на своем столе, уже знакомую мне пожелтевшую детдомовскую папку, хранившую тайну моего прошлого… Лишь секунда на раздумье, и я, протянув руку, придвинула ее к себе, оглядывая со всем вниманием…

Дергаю за тканевые завязки и, кончиком пальца, словно опасаясь, поднимаю титульный лист смятого, но все еще плотного картона, наспех нацарапанная информация на котором гласит: «Иванова Екатерина Сергеевна».

Вся моя скудная биография уместилась на одном листе бумаги… вторым была подписанная родителями копия отказа от родительских прав.

Нас двое. Это уже понятно. Абсолютно одинаковых людей не существует… если только это не идентичные близнецы. Одна из них я – Екатерина Сергеевна с часто встречающейся обыкновенной фамилией Иванова, которую с легкой руки дарят воспитатели со скромной фантазией почти всем воспитанникам детских домов. Другая, Дарья Сергеевна Мороз, видимо, она же Беркутова по мужу – моя сестра-близнец.

Дата моего рождения, дата поступления в дом малютки, имена и фамилии моих родителей, их домашний адрес.

Раз Марк знает и знаком с родителями своей жены, то я могу сделать нехитрый вывод, что нас просто разделили в младенчестве. Ее, Дашу, оставили дома, в полной, как оказалось семье, а вот меня, так сказать запасную, ненужную, без сожалений, и еще до года, отдали в дом малютки, откуда я, по распределению и попала в детский дом на Лебядянской…

Тошнота, отчаяние, обида…

Перед глазами возникает стена непонимания, от которой мне всего полшага до срыва…

Резко поднимаюсь и подхожу к окну, там стемнело, и почти ничего не видно, лишь контуры вдали стоящих торцами домов и непрозрачные кроны, почти полностью загораживающих их деревьев. Перевожу невидящий взгляд на пустую дорогу, и, неожиданно, мир ярко мигнул…, а по моим глазам полоснул свет фар въезжающего на территорию детского дома знакомого черного внедорожника.

Глава 14

На бегу схватила свое пальтишко с вешалки, начисто позабыв о том, что нужно бы выключить свет в рабочем кабинете, и выпрыгнула за дверь. Опрометью выскочила в коридор, на ходу натягивая на себя верхнюю одежду, и, едва попадая в рукава, быстро спустилась по лестнице вниз, миновав два пролета, выбежала на улицу.

Скрестив на груди руки, прислонившись спиной к задней пассажирской двери черного внедорожника, меня встретил Марк.

Я не видела его неделю и сейчас смотрела на него, жадно впитывая каждую деталь, связанную с ним – пытаясь еще раз запомнить, еще раз понять, еще раз проглотить эту тишину между нами…

Сбежала по парадным ступенькам вниз и остановилась перед ним, как вкопанная, и никак не могла отдышаться. Воздух истерическим комком застрял в горле, и слова, которые я приготовилась сказать ему, всё никак не могли протиснуться сквозь этот удушливый ком. Молча наблюдаю за тем, как стальной взгляд льдисто-голубых глаз елозит по моему лицу, останавливаясь то на расширенных до предела и полных непонимания зрачках, то на трепещущих от обиды ресницах, то на приоткрытых губах… и инстинктивно делаю шаг назад, но этот самый взгляд словно подцепляет меня и заставляет замереть на месте.

– Прочитала… Ну и чего расстроилась? Из-за таких родителей не расстраиваются, от них открещиваются! Отплёвываются, бл.дь! О чем переживать? О них, которые тебя знать не желают? Да в твоей жизни не должно быть для них места! Тебе нужно озвучить то, что ты оказалась им не нужна? Я тебе больше скажу, что они по-прежнему живут в Подмосковье, по старому адресу, не вспоминая о ставшем лишним для них ребёнке. Более того, за прошедшие годы, немного поправив свое материальное положение, они родили еще одну дочку, которую оставили из-за положенного им по новому закону материнского капитала, склонившего родительские весы алчности в пользу второго, оставленного в семье, такого же ненужного, но ценного для изрядно потрепанного семейного бюджета ребёнка… – припечатывает он с надменным видом, и мне, до нестерпимого зуда в ладони, хочется залепить ему звонкую пощечину.

«Да как он смеет?!»

Я высоко поднимаю голову и делаю шаг к нему навстречу, дерзко упираясь своим пальчиком буквально ему в грудь:

– Все это я хочу узнать сама! – шиплю ему сквозь стиснутые зубы, думая только о том, как бесстыдно жизнь насилует простых, таких как я, людей. – Ты можешь отвезти меня к ним? Сейчас.