Я вижу, как при каждом резком движении ноздри ее носа широко раскрываются. Они с трудом, тяжело засасывают этот густой морозный воздух, пропускают его в легкие, откуда он, уже переработанный, почти сразу вылетает наружу, вибрируя у ее приоткрытых губ. Черт! Да я могу поклясться, что вижу этот воздух, вижу его четкий контур на вдохе и искаженные, размытые внутренней паникой очертания на выдохе.
Ее жемчужно-белые волосы быстро покрылись снегом и, в свете фар проезжающих мимо автомобилей, сверкают, как россыпь драгоценных камней. К моему удивлению снежинки на ее бледном лице не тают. Они так и остаются, многогранными ледяными кристаллами на холодной, почти прозрачной коже, как бриллианты, что я до сих пор ношу во внутреннем кармане пальто: то самое колье, исцарапавшее хрупкую женскую шею, выкупленное мной из принципа за бешенные деньги.
Снег запутался в трепещущих ресницах, покрыл морозной коркой чуть приоткрытые губы…
Я замер, впитывая в себя ее образ: она такая хрупкая, словно прозрачная… наполненная жемчужно-белым сиянием.
Хочу сказать хоть что-нибудь, но звуки пропали, словно исчезнув по чьей-то ментальной команде, и даже кровь в венах застыла, замерзла. Мне страшно поднять руку и прикоснуться к ее лицу – вдруг и она исчезнет? Чувствую под ладонями худенькие плечи и судорожно сжимаю пальцы. Почти ощущаю, как под ними концентрируется мой жар, которым я стремлюсь растопить кристаллы льда у нее под кожей, согрев изнутри, но это самообман.
Мое желание ничего не изменит между нами, пока она этого не захочет…
И я готов сделать все для этого: подкупить, солгать, инсценировать, использовать. Нудно перечислять мои неблаговидные поступки смысла нет – их великое множество, и каждый из них имеет свои, особенные острые грани, которые смертельно ранят окружающих, задействованных в любой необходимой мне ситуации. Человеческая жизнь, как расходуемый материал. Сейчас, моим желанием была она, Катя – двойник моей жены, а девчушка, что сидела в моей машине и смотрела на нас огромными голодными глазами через полированное стекло внедорожника – лишь неслучайная жертва моих непомерных амбиций. Другого способа забрать Катю к себе я не увидел…
Я прекрасно знал положение дел в семье Дарьи с самого начала, но никогда не испытывал жалости и желания помочь, всегда чёрствый к непростым судьбам простых людей до отвращения. Вот и сегодня, увидев маленькую, почти прозрачную девчушку, мое сердце не дрогнуло, не сбилось с ритма, до тех пор, пока Катя, стоя там, в негостеприимных дверях неродного ей дома, не нашла наощупь мою руку и не сжала ее своими холодными, почти невесомыми дрожащими пальчиками…
И вот только за это одно лёгкое сжатие, я готов был не то, что сестренку ее забрать, я готов был ее недородителям весь мир подарить!
Я больше не путаю их. Даже видя ее отражение в стекле автомобильной двери, я всегда знаю, что это она, Катя. Мне знаком каждый поворот головы, тоненькая шея с перламутровой кожей, через которую просвечивают маленькие голубые прожилки вен, худые щеки, резко очерченные скулы и совершенно иное выражение до боли знакомых выразительных серых глаз…
Совсем другая. Почти моя…
Не удержавшись, склонился к манящим губам, и, уловив ледяное дыхание, прошептал, согревая своим вопросом ее замершие губы:
– Кать, тебе лучше?
Она просто кивает, а я встаю и рывком ставлю ее на ноги, придерживая за плечи. Уже делаю шаг в сторону, чтобы открыть для нее заднюю пассажирскую дверь, но в последний момент передумываю, подхожу к ней вплотную и резко притягиваю ее к себе, жаром сдержанного поцелуя припечатывая снежинки на ее плотно сжатых холодных губах.
Не отстранилась… лишь замерла, не дыша.
Мои губы продолжают чуть касаться её, предельно осторожно, пытаясь согреть, растопить кристаллы льда на холодной коже. Придвигаюсь ближе и, лишь слегка, касаюсь своим носом кончика ее носа, выдыхаю невольный стон, и она ловит его губами. Нерешительно поднимает руку, и едва дотрагивается до моей щеки самыми кончиками замёрзших пальцев, медленно проводит ими по однодневной щетине, вдоль линии скул, прерывисто вдыхая и приоткрывая рот.
Мы так и стоим, прижавшись друг к другу лбами, в миллиметре от прощения…
Так много! Сразу так много ее, что я дрожу от переизбытка чувств. Так много… и, в то же время, безумно мало! Я стал патологически жаден до ее осторожных прикосновений.
Рукой продолжает вести вниз, вдоль шеи, задевая горячую кожу, и дальше…, еще чуть ниже…, по груди, сминая ткань пальто, как будто слепо пытается найти мое сердце…
Глупая, я-то знаю, что его у меня просто нет!
Но она снова смогла удивить меня… и как мне это понравилось! До безумия. Такая хрупкая, изящная, настоящая…