— Ясно, — проговорил мистер Пауэлл. — Кстати, шеф, не могли бы вы подписать вот этот отчет по опытам на котятах, которых заражали легочными паразитами? Я, собственно, за этим к вам и пришел. К сожалению, ни один из экспериментальных видов лечения не дал результатов, и большинство подопытных животных погибло.
— Вот те на! — воскликнул доктор Бойкотт, просматривая отчет. — Какая жалость. «Смерть практически всей группы… которой предшествовали…» Ну-ка, ну-ка… «… повышенное слюноотделение, двигательные нарушения, ухудшение зрения, судороги, перебои дыхания…» Сплошное разочарование! Так, значит, экспериментальные методы себя исчерпали?
— Боюсь, что так, шеф, по крайней мере на данный момент. Дэвис говорит, без консультаций с Глазго продолжать бессмысленно. В любом случае придется ждать не меньше месяца, пока поступит новая партия котят. Поэтому я и решил завершить отчет на этой стадии.
— Понятно, — сказал доктор Бойкотт. — Что ж, тут мы ничего поделать не можем. Да и не до того нам сейчас, честно-то говоря… Кстати, как там обезьянка? Сколько она уже находится в цилиндре?
— Сорок с половиной дней, — ответил мистер Пауэлл. — Мне кажется, скоро она умрет. Я молю Бога, чтобы…
— Вот это вряд ли, — перебил доктор Бойкотт. — Ее же кормят и поят строго по графику? Но, вероятно, постепенно ее состояние ухудшается. Чего и следовало ожидать. В конце концов, это эксперимент по социальной депривации.
— Рауф! Рауф, рододендроны!.. Ты чувствуешь запах?
Посреди шороха гладких листьев и гудения летних пчел Надоеда с изумлением узнал старое, хорошо знакомое место, когда-то выдавленное его телом в насыщенной торфом земле. Рауф, мгновенно проснувшись, вздыбил щетину, принюхиваясь и напряженно вслушиваясь в темноту.
— Что? Ты вообще о чем?
— Здесь снова побывал чертов кот! Ох, поймаю когда-нибудь — хвост оторву! Вот увидишь, поймаю и оторву!
— Уймись, Надоеда. Спи давай.
— Сейчас усну, не волнуйся… Скоро солнце еще чуть-чуть передвинется и будет светить как раз между вон теми ветками, видишь? Точно тебе говорю, это самое славное местечко во всем садике. Как здорово, что ты тоже здесь, Рауф! Мой хозяин тебе должен понравиться, он очень хороший человек, правда.
И Надоеда заерзал на спине по битому сланцу, стараясь заползти под одну из воображаемых веток.
— Листья так блестят, когда солнце светит сквозь них прямо в глаза! Поначалу я так и вздрагивал, а потом привык.
Рауф попробовал себе представить все то, о чем говорил фокстерьер. И вдруг ему показалось, что они и в самом деле лежат под кустами с темно-зеленой листвой. Кругом были жилистые ветки с бурой взлохмаченной корой и большие розовые цветы с темными крапинками в глубине. Но все это было для Рауфа где-то на краю обоняния и зрения и притом в непрерывном движении, точно рябь на воде, искажающая очертания дна, или дымок от костра, вьющийся среди садовых деревьев. Его слух тоже — или ему это показалось — стал затуманиваться; тем не менее он расслышал далекий зов, больше похожий на воспоминание о человеческом крике, чем на обычный звук, и, встревоженно вскочив, повернулся к выходу из пещеры, сквозь который внутрь едва различимо вливался свет звезд и луны.
— Это всего лишь керосинщик, — устраиваясь поудобнее, сказал Надоеда. — Он как раз в это время появляется. Чуешь его и его фургон? Приедет, уедет, а запах потом висит и висит.
И подземелье тотчас наполнил призрачный запах керосина, неуловимый и в то же время реальный, подобно мельканию летучей мыши в сумеречном небе. Рауф припал к земле и задрожал. Все его чувства как будто покинули его тело. Он услышал, как мимо проехала машина, скрывшись по ту сторону земного горба. Над его головой, болтая о своих вечерних делах, пронеслась стайка невидимых скворцов, а на ухо невесомо опустилась синяя муха. И всюду кругом шевелились пронизанные солнцем блестящие овальные листья на крепеньких черешках.
— Вон он, вон он идет! — весело прошептал Надоеда. — Вон он показался в дверях! Видишь? Старое коричневое пальто, желтый шарф… Спорю на что угодно, он несет бумажку, чтобы бросить ее в тот круглый красный ящик! Смотри! Да нет, вот сюда! Видишь его? Бежим скорее, устроим ему сюрприз!
Но Рауф уже стряхнул с себя наваждение. Он видел лишь слабо поблескивавшие каменные стены да плотную полосу тумана, которую ветер тащил через пустынное поле.
— Вон он идет! — повторил Надоеда. — Скрылся за кустами, но шаги-то мы слышим? Ведь так, Рауф? Еще чуть-чуть, и он пройдет как раз мимо нас!
Большой пес наклонил голову, изо всех сил прислушиваясь, не проскрипят ли по гравию приближающиеся шаги, тихие, как шорох улетающих сухих листьев.
— Ну, огрызки с объедками! — дрожа от шкодливого возбуждения, прошептал фокстерьер. — Давай, Рауф! Вперед! Уж ты-то легко перепрыгнешь ворота! Они у нас совсем невысокие. Да не переживай ты, мой хозяин шутки любит, он не будет ругаться.