Я сам собираюсь завтра же отбыть на место событий. Я лично буду на связи с офицерами, которые возглавят облаву, и прослежу, чтобы успех был непременно достигнут.
Мистер Багуош: Уверен, что выскажу общее мнение всей палаты, выражая господину министру благодарность за эту речь и за те действия, которые он предпринимает сразу по нескольким направлениям. В самом деле, лучше поздно, чем никогда! Наша сторона палаты приветствует его готовность к сотрудничеству.»
— Черт побери! — сказал мистер Хогпенни, выходя вместе с мистером Симпсоном с галереи для посетителей и направляясь в кабинет мистера Багуоша. — Вот это и называется «пресмыкаться». Харботтла даже бить не понадобилось. За грошик — пинок, за полушку — тычок, а дерьмо — по три пенса ведерко…
— Тем не менее он отлично знает, что делает, — заметил мистер Симпсон. — Вы разве не поняли, какую линию он гнул? Его ребята облажались, он, будучи человеком порядочным, не станет этого признавать, он просто, как этакий Честный Джо, засучивает рукава и с быстротой молнии разгребает бардак, о котором ему не удосужились вовремя сообщить. Однако какая-нибудь голова все же покатится, помяни мое слово. И не позже чем через сорок восемь часов.
— Что ж, «Оратору» эпопея с Чумными Псами в любом случае пошла на пользу, — сказал мистер Хогпенни. — И даже в большей степени, чем я поначалу рассчитывал. Прямо хоть инструкцию пиши, как извлекать выгоду из четвероногих друзей. Член кабинета министров вертится точно карась на сковородке, кого-нибудь из младших сотрудников отправят в отставку… ну а наши тиражи взлетели более чем на полмиллиона. Ваш парень, Драйвер, в самом деле здорово поработал. Кажется, осталось подумать только о достаточно выразительном и ярком финале. «Наводящие ужас псы застрелены отважными солдатами», что-нибудь такое… А может, Драйвер нам еще выдаст что-нибудь совсем непредвиденное? Такое, чтобы понравилось публике и тиражи еще чуть-чуть подросли? Хотелось бы надеяться!
— Не волнуйтесь, — ответил мистер Симпсон. — Если там будет за что зацепиться хоть одним коготком, уж кто-кто, а он материал выдаст.
— Надоеда! Надоеда, чтоб тебя, просыпайся!
Фокстерьер крепко спал, свернувшись на гальке. Открыв глаза, он перекатился и встал, потом вытянул мордочку к далекому выходу и принюхался к сквозняку, тянувшему с той стороны. Было уже позднее утро, облачное, но без дождя.
Рауф пробежал несколько шагов, остановился и повернул голову.
— Выгляни наружу! Только осторожнее, чтобы тебя не увидели! Почему? Сам поймешь…
Когда до выхода из подземелья осталось ярдов пятнадцать или двадцать, Надоеда изумленно тявкнул и плюхнулся животом на камни.
— Мамка моя сука! И долго… и долго все эти люди там торчат? Рауф, какого…
— Не знаю. Я сам только что высунулся. Правда, раньше ничего подобного не бывало? Хотел бы я знать, что они все там делают и что все это вообще означает!
— Такая уйма народу…
Примерно в миле от них, по ту сторону Мшаника, высился гребень Доу-Крэга. Он был сплошь усеян человеческими фигурками, черневшими на фоне серого неба. Некоторые стояли на месте, другие перемещались вдоль кряжа. Эта картина тянулась до самого Гоутс-Хауза, а что делалось дальше, разглядеть было нельзя.
— Даже слышно, как переговариваются! А ты слышишь?
— Ну да, и запахи чую… Одежда, кожа, табак… Помнишь, я вчера говорил — мол, боюсь, они возьмут и нагрянут? Но я не ждал, чтобы так скоро… и так много.
— Ты думаешь, они нас ищут? Это же не фермеры? Или как?
— Нет, — сказал Надоеда. — Они больше похоже на некоторых людей, с которыми беседовал мой хозяин. Ну тогда, в прежние времена… Смотри, там и женщины наверху, не только мужчины! И все они заглядывают вниз через край, а некоторые спускаются туда, где… где тот человек лежал…
— Есть хочу, — заявил Рауф.
— Я тоже, но сейчас наружу выходить слишком рискованно, — сказал фокстерьер. — Придется погодить… постой, о чем это я? Лис говорил… ох, все путается… сад! Ну конечно, сад! Нам с тобой придется подождать, пока… пока не станет темно. Они не должны нас увидеть! И даже мышку!
— Значит, опять голодовка, — проворчал Рауф и потерся боком о каменную стену. Его ребра напоминали стиральную доску, и даже густая шуба не могла этого скрыть. — Обычное дело. Скоро, глядишь, совсем отвыкнем от пищи.
Дул западный ветер, и облака, наползавшие на Даннердейл, понемногу начали сочиться дождем. Прошло еще полчаса, и всю милю мохового болота заволокло туманом. Зевак, заполонивших Доу-Крэг, больше не было видно. И они в свою очередь уже не могли видеть собак, выглядывавших из устья штольни. Рауф потянулся и стал вытряхивать шкуру.
— Надеюсь, они там всерьез промокнут, — пробурчал он. — Может, наведаемся туда ближе к ночи, когда они все уйдут? Такая толпа наверняка оставит после себя хлебные корки и еще какую-нибудь еду… Только надо будет смотреть в оба, мало ли, кто-нибудь задержится понаблюдать! Они ведь нас ненавидят, правильно? Ты сам так сказал.
Надоеда некоторое время молчал, глядя на колышущуюся завесу дождя. Потом медленно произнес: