Капитан Мортон-Хардшоу: Господин спикер, вы намерены защищать только уважаемого и высокоученого члена палаты, наделенного умом лисы и манерами цепной собаки? Как насчет того, чтобы и меня защитить от него?
С мест: Лишить слова!
Капитан Мортон-Хардшоу: Похоже, на господина спикера временами нападает избирательная глухота. Очень удобно!
Спикер: Порядок в зале, господа! Этому уважаемому и любезному джентльмену предоставляется право закончить речь. Однако свои последние слова ему следует отозвать.
Мистер Майкл Хэнд (
Спикер: Это не имеет отношения к порядку.
С мест: Имеет!
Спикер: Нет, не имеет. И я попросил бы заднескамеечников мне не указывать. Я сказал, что уважаемому и любезному представителю Кесвика необходимо отозвать свой словесный выпад, и не сомневаюсь, что сейчас он именно так и поступит.
Капитан Мортон-Хардшоу: Я отзываю слова, которые употребил, и приношу глубокие извинения всем и каждому прислужнику желтой прессы в этой стране за то, что унизил их сравнением с людьми, сидящими на противоположной стороне палаты.
Спикер: Благодарю вас.
Мистер Багуош: Я принимаю отзыв сказанного, произведенный уважаемым и любезным джентльменом, но не его извинение. Пожалуй, нам следует выразить свое соболезнование министру, у которого такие соратники…
Капитан Мортон-Хардшоу: Итак, я завершу свое выступление, сказав то, что мне добрых пять минут никак не давали сказать. Хотя я не считаю возможным целиком и полностью поддержать критические высказывания уважаемого представителя центральных областей Озерного края, я искренне надеюсь, что мой досточтимый коллега сочтет возможным в своем ответном слове декларировать некое намерение обеспечить максимально возможную защиту населения в тех случаях, когда ведется работа со столь опасными биологическими образцами. Ученым не следовало бы — я говорю это со всем должным уважением к людям науки, принимающим на себя серьезнейшую ответственность, но мне представляется, что им все же не следовало бы…
Мистер Багуош: Ну и кто теперь чей прислужник?
Капитан Мортон-Хардшоу: Пропускаю это замечание. Замечу лишь, господин спикер, что ваша глухота и впрямь работает весьма избирательно. Так вот: подобного свойства работы все же следовало бы производить там, где у инфекции не может быть ни малейшего шанса вырваться за пределы лабораторий. Очень надеюсь, что мой досточтимый коллега в своей речи скажет об этом несколько слов.»
В служебном боксе замминистра с помощником быстро писали маленькие записки и передавали их мистеру Бэзилу Форбсу, который то и дело передвигался на передней скамье, протягивая за ними руку. Выше, на галерее для публики, мистер Энтони Хогпенни повернулся к мистеру Десмонду Симпсону.
— Пошли, опрокинем по кружечке на той стороне. Все равно в ближайшие полчаса ничего важного не случится. А потом вернемся и как раз послушаем, что Грелка Билл сподобится им сказать. Одно ясно — на некоторые уступки ему придется пойти. Я бы сказал, на довольно серьезные, учитывая, что на него обрушилась не только оппозиция, но и собственные заднескамеечники. Похоже, интересный будет спектакль.
Они вышли на улицу и направились в бар «Таверна святого Стивена» на Вестминстер-Бридж-стрит. Здесь за столиками и возле стойки кучковался самый обычный контингент: провинциалы, приехавшие посмотреть Лондон, несколько американцев, один или два члена парламента, потягивавшие пиво с теми из своих избирателей, которых они по каким-то причинам не желали вести с собой в палату; высокопоставленные чиновники, расслаблявшиеся перед тем, как идти обратно в свои служебные боксы и участвовать в парламентских мероприятиях, и другие чиновники немалого ранга, несчастливые в браке или просто плохо приспособленные к жизни за пределами своих служебных обязанностей и потому нимало не торопившиеся в этот вечер домой. Они привычно сидели за выпивкой, обсуждая дела и перемалывая слухи в пабах Уайтхолла. Мистер Хогпенни, выглядевший скорее персонажем из книг Беатрикс Поттер, заказал два больших розовых джина и принялся вслух размышлять о возможных тезисах ответа министра и о том, когда оный ответ будет произнесен.
Вернувшись на галерею, они обнаружили, что дебаты завершились несколько быстрее, чем рассчитывал мистер Хогпенни. Грелка Билл был на трибуне и, судя по всему, выступал уже некоторое время.