Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение

Надо признать, что, несмотря на всё только что сказанное, я нахожу исходящую из свободной воли защиту вечных мук особенно нелепой не столько по каким-либо из этих метафизических или логических причин (хотя и считаю их решающими), а скорее как результат простого эмпирического наблюдения. Ничто в нашем существовании не бывает настолько понятным, очевидным и несомненным, чтобы кто-либо из нас мог когда-либо обладать той ясностью ума, которая необходима для совершения такого выбора, за который можно осудить навечно. Всякий, кто попал в игорный дом жизни и участвует в ее игре, знает, что невидимая фигура, скрытая в непроницаемом мраке по ту сторону покрытого зеленым сукном стола, не только никогда не раскрывает свои карты, но никогда не позволяет нам узнать ставки в этой игре и даже никогда не сообщает нам правила. Я не отрицаю, что существует такая вещь, как откровение; однако я уверен, что мало кто из нас может утверждать, что лично удостоился его. Мы верим смутно, в надежде, опираясь на свидетельство других. Настоящее, безошибочное, совершенно неопровержимое откровение реальности еще только предстоит нам всем, в тот неведомый момент, когда – и в том неведомом месте, где – мы будем уже видеть всё не как в зеркале, гадательно, но удостоимся ви́дения реальности «лицом к лицу» (1 Кор 13:12). Если бы мы жили, подобно богам, над сферой неподвижных звезд и видели все вещи в их вечной перспективе в свете «сверхсущего Блага», тогда, наверно, можно было бы говорить в каком-то абсолютном смысле о нашей способности свободно признавать или свободно отвергать Бога, который создал нас. Но такими, какие мы есть, мы никогда не знали подобных способностей и никогда не могли бы их узнать в этой жизни. То немногое, что мы можем узнать, может направить нас, а то немногое, что мы можем сделать, может принести нам небольшое вознаграждение или наказание; но небеса и ад, согласно общепринятым представлениям, – абсолютный удел, а мы не обладаем в этой жизни способностью к абсолютному. Для меня вопрос о том, может ли душа свободно и навеки отвергнуть Бога – может ли разумная природа в беспрепятственной свободе интеллекта и воли избрать вместо вечного благословения бесконечное страдание, – не стоит даже того, чтобы задаваться им. Этот вопрос, не говоря уже о содержащихся в нем логических затруднениях, не имеет никакого смысла в том мире, в котором мы действительно живем.

С другой стороны, эта исходящая из свободной воли защита не в состоянии даже определить надлежащим образом терминологию для описания того выбора, который, по ее утверждению, может сделать душа. Трудно представить себе бо́льшую метафизическую несообразность, чем считать Бога либо одним из множества вариантов, среди которых нужно выбирать, либо отдельной причиной, которая воздействует на волю подобно некой внешней силе. И тем не менее апологеты инферналистской точки зрения – порою даже с философским образованием – с поразительной регулярностью трактуют Его и в том и в другом смысле. Отчасти это объясняется склонностью некоторых современных англоязычных христианских философов, воспитанных в аналитической традиции, отказываться от метафизики классического теизма, на которую с первых своих столетий опиралась христианская интеллектуальная традиция, в пользу откровенно мифологического представления о Боге: Бог мыслится не как само Бытие – источник и цель всей реальности, в котором всё живет и движется и существует (Деян 17:28), – а просто как еще одно сущее среди всех сущих, хоть и более великое, древнее и могущественное, чем все остальные, но всё же просто вещь или отдельное существо. При таком рассмотрении Бог был бы, если воспользоваться схоластической терминологией, тем, чья сущность отлична от Его существования, и потому тем, кто существует точно так же, как мы, будучи зависимым от некоего более глубокого, более общего, более объемлющего, логически предшествующего источника существования. Это означало бы, что творение есть нечто в буквальном смысле дополняющее Бога, а вся сфера бытия – нечто более обширное и более изначальное, чем Бог. На мой взгляд, это не только прискорбное обеднение христианского представления о Боге, но, по сути, логическая катастрофа. Бог тогда сводится к «богу», такому как Зевс или О́дин. На основополагающем философском уровне мне это представляется совершенной нелепостью (но я подробно рассматривал это в своей книге Опыт Бога[36], да и в любом случае нет необходимости излагать здесь все эти вопросы).