Чтобы все спаслись. Рай, ад и всеобщее спасение

Однако по любым разумным меркам вечный ад с его муками, очевидно, находится полностью за пределами всякого порядка блага, которое – включая, надо полагать, и вечное ви́дение Бога – совершенно достаточно само по себе. К тому же любой неповрежденной совести идея наказания, которое имеет целью не улучшение – чему по определению не может служить вечное наказание, – должна представляться возмутительной. Нескончаемое мучение, никогда не приводящее к исправлению или моральному улучшению претерпевающей его души, есть само по себе бесконечная пошлость. Урок, преподание которого требует вечности, – это урок, который не может быть усвоен никогда. Поэтому, если уж нужно придать здесь бессмысленному смысл, приходится изыскивать в том, что с очевидностью представляется откровенным злом, некое «большее благо». Именно так Петр Ломбардский с Фомой и пришли к своему аргументу «увеличения блаженства», поскольку тот наделяет ад хотя бы внешней ценностью. Это была мучительно-отчаянная попытка отыскать какую-нибудь цель в том, что иначе с очевидностью выглядело как бесконечное проявление бессмысленной мстительности. Однако с любой возможной точки зрения этот аргумент абсурден и порочен. Прежде всего, есть что-то по самой сути нелепое в представлении, будто Бог – бесконечный неиссякаемый источник всей Благости, Истины, Красоты и Бытия – может не быть сам по себе достаточным для того, чтобы сообщить разумным природам – образованным не для чего иного, как для стремления к единению с Ним, – когда они соединяются с Ним в вечности, совершенное познание Блага и вытекающее из этого счастье. Нелепо думать, что для познания Его благости могло бы потребоваться или даже изначально предполагаться рациональное пояснение – или что рациональное наслаждение души этим познанием могло бы допускать увеличение – путем некоего отрицательного противопоставления, такого как страдания про́клятых. Если бы разумное творение, созданное по божественному образу, нуждалось для полного познания Божьей благости в подобном противопоставлении, тогда самооткровение Бога как Блага в творениях никогда не могло бы быть совершенным само по себе. Оно бы по своей природе всегда нуждалось в «отрицательном испытании» тем, что противоположно Благу. Тогда в божественной сущности, очевидно, имелся бы некий недостаток, некая нехватка, которая препятствовала бы ей в предоставлении разумным природам непосредственного и совершенного удовлетворения, некая благая цель для разумных интеллектов и воль, которую сам по себе Бог был бы не в силах осуществить. Благость божественной сущности, как ее познает тварный дух, всегда была бы в таком случае относительной ценностью и всегда паразитировала бы на принципиальном различии между небесами и адом. Ад был бы тогда частью Бога в окончательном и, следовательно, изначальном смысле: частью Его, как Он есть ad extra[31], но также, в силу этой присущей Ему зависимости от зла, необходимой для Его самооткровения, частью Его, как Он есть in seipso[32]. Но это абсурд. Как бесконечная Истина и Благость Бог должен быть для разумной воли ее полной целью и поэтому должен быть способен сам по себе утолить разумное стремление к истине и счастью. Душе не требуется ничего в дополнение к божественной природе, причастницей которой она призвана стать (2 Пет 1:4), и уж определенно не нужно никакого добавления природного или морального зла. К тому же в представлении, что созданные по божественному образу творения можно с полным правом обратить в подсобное средство для достижения некой дидактической цели – причем путем непрекращающегося страдания и отчаяния, – есть что-то даже еще более унизительное. Единственным познанием, которое можно было бы стяжать такой ценой, было бы познание о некоем злом боге.