Тогда нет больше никакого преткновения в воспоминании о тех ужасающих предостережениях о надвигающемся суде, которые нуждались бы в объяснении через уже произошедшее, и потому не было бы никакой причины вычеркивать их из записанного. Всё, что было предсказано, уже, возможно, и в самом деле произошло. Царство и в самом деле приблизилось и открывается прямо сейчас. Час и в самом деле пришел. «Судья, судимый вместо нас» (если воспользоваться выражением Карла Барта) есть также воскресение и жизнь, которая всегда уже сменяла и прорывала время осуждения. Всё небо и весь ад сходятся в этих трех днях – и потому теперь, сколь бы далеко какая угодно душа за все века ни удалилась от Бога, Христос уже отправился еще дальше в ту «дальнюю страну», претерпел все последствия чьего угодно отчуждения от Бога и ближнего и навсегда открыл обратный путь в святилище Присутствия. И потому воскресший Христос поистине сам уже есть восставленный Храм, как предвозвестили его слова. И тогда, возможно, подобно тому как между этим веком и Веком грядущим или между этим земным веком здесь, внизу, и тем наднебесным Веком там, вверху, имеется порог, который еще предстоит переступить в истории, так и между следующим или высшим эоном и вечной жизнью Бога «за пределами всех веков» имеется еще более отдаленный порог, который предстоит переступить. Ведь, как отмечали столь многие библеисты, фигура Христа в Четвертом Евангелии пересекает мир подобно свету вечности; он уже есть и суд, и спасение – обнажающий ад в наших сердцах, но сокрушающий его в своей плоти, дабы всех «привлечь» к себе.
Тогда, возможно, некоторые вещи существуют только в своем превосхождении, преодолении, формировании, искуплении: «чистая природа» (эта невозможная возможность), «чистое ничто», первая материя, окончательная утрата. В тени креста ад предстает тем, что всегда уже побеждалось, что́ Пасха обращает в развалины, куда мы можем бежать, если желаем, от преображающего Божьего света, но где мы никогда не можем окончательно обрести покой – ибо в нем, являющемся лишь тенью, не к чему припасть (как столь проницательно замечает Григорий Нисский). Ад существует – насколько он существует – лишь как последний ужасный остаток вражды падшего творения к Богу, как затяжные последствия состояния рабства, над которым Бог одержал всеобщую победу во Христе и в конечном счете одержит индивидуальную победу в каждой душе. Этот век уже прошел, сколь долго бы он ни удерживался в своих последствиях, и потому в Веке грядущем – и за пределами всех веков – всем предстоит вернуться в Царство, уготованное им от основания мира.
Третье размышление. Что есть личность? Раздумья о божественном образе
Я начну с цитаты из
Cet écoulement ne nous paraît pas seulement impossible, il nous semble même très injuste; car qu’y a-t-il de plus contraire aux règles de notre misérable justice que de damner éternellement un enfant incapable de volonté, pour un péché où il paraît avoir si peu de part, qu’il est commis six mille ans avant qu’il fût en être? Certainement rien ne nous heurte plus rudement que cette doctrine; et cependant, sans ce mystère, le plus incompréhensible de tous, nous sommes incompréhensibles à nous-mêmes. Le nœud de notre condition prend ses replis et ses tours dans cet abîme, de sorte que l’homme est plus inconcevable sans ce mystère, que ce mystère n’est inconcevable à l’homme (§ 122 в современном издании