Я не думала, что он уедет так далеко. Точнее, я вообще не думала, что он поступит в университет. Это я не к тому, что считаю его глупым, просто мне казалось, что такие вещи его не волнуют.
— В нем самом. — Хайрам мне подмигивает. — Моя сестра уже там.
— У тебя есть сестра?
Столько времени я провела в его ужасной коричневой машине и почти ничего о нем не знаю. Я не спрашивала. И не в том смысле, что он интересовался моей жизнью, а я не отвечала взаимностью. Нет, мы просто вообще почти не разговаривали. Ни о чем важном точно. Ни разу с того январского четверга, когда я впервые постучалась к нему в машину.
Это было через две недели после того, как Майк дал мне пощечину. Мы все еще были вместе, и он больше меня не бил, хотя по мелочи — щипки, стискивание все вот это продолжалось. Я не знала, считать это насилием, как пощечину, или нет, но не могла больше об этом думать. Я вообще ни о чем больше не могла думать. Во время большой перемены шел дождь, за наш привычный столик было не сесть, так что мы собрались в коридоре возле шкафчика Майка. Майк обнял меня, крепко сжал (это считается?) и откусил кусок от моего сэндвича. Я резко встала.
— Пойду повторю конспект, — поспешно объяснила я и направилась к библиотеке. Сэндвич оставила Майку, сказав себе, что лучше пусть он все съест. Меньше калорий для меня.
Но, не дойдя до библиотеки, я развернулась и вышла на парковку. Машин было не так много, как обычно, потому что некоторые уезжают обедать домой или в кафе, но машина Хайрама стояла на своем обычном месте. Я видела, как он сидит впереди с закрытыми глазами. Мне в голову пришло: ему там не скучно?
Не давая себе передумать, я постучалась к нему в окно. Хайрам открыл глаза — он, конечно, не спал, — а я распахнула пассажирскую дверь и села. Я дошла до машины и залезла в нее так быстро, что меня наверняка никто не заметил. В конце концов, здесь одноклассники ожидали бы меня увидеть в последнюю очередь.
Хайрам, казалось, знал, за чем я пришла, безо всяких объяснений. И он не спросил почему, но не в том смысле, что ему было плевать. Он кивнул на школу и сказал:
— Иногда надо от всего этого отдохнуть, да?
Я делала это впервые, и Хайрам терпеливо объяснил, когда вдыхать, когда выдыхать. Он не засмеялся, когда я поперхнулась, не ругал меня, когда я что-то делала не так. Я откинулась на спинку своего сиденья. Всего несколько минут, а оно уже начало казаться мне моим. Я подумала, интересно, мне когда-нибудь с кем-нибудь будет еще так же комфортно?
— Да, — кивнула я в ответ. — Нужно отдохнуть.
Сейчас Хайрам улыбается мне через кухню, а у Джуни отвисает челюсть:
— Как ты поступил в Колумбийский? Я хочу сказать, не обижайся, но ты же сам признался, что редко ходишь на уроки.
Я внезапно понимаю, что, может, Джуни вечно вставляет в речь эти «я хочу сказать», потому что боится как-то обидеть собеседника.
— Идеальная посещаемость необязательна для хороших оценок, — отвечает Хайрам, пожимая плечами.
Джуни, похоже, в абсолютном восхищении. Она отличница, я знаю, но еще мне известно, что она занимается больше, чем кто-либо другой.
Она тянется за едой на столе, и я вдруг понимаю, что страшно хочу есть. Но если поужинать здесь, потом не получится проблеваться. Я блюю только дома.
Но, может, ничего, если я что-нибудь съем? Я вчера блевала, и позавчера тоже. От одного ужина не потолстею.
Так ведь?
Хайрам продолжает:
— Мои родители учились в Колумбийском. И сестра там учится. Кроме того, у меня очень приличный факультатив.
— Правда? — Джуни не удается скрыть удивление.
— Я каждые выходные волонтерю у папы в больнице. Одно из моих рекомендательных писем написал отец пациента, с которым я работал.
— Ух ты, — говорит Джуни. Не прекращая похрустывать чипсами, она продолжает: — Погоди, но если так, почему у тебя такая фиговая машина? Разве твои родители не могут позволить себе что-нибудь получше?
— Родители могут, — соглашается Хайрам. — А вот я — нет.
— Ты сам купил машину?
Хайрам кивает:
— Они платят за школу. И все.
— Если не считать крыши над головой.
Хайрам смеется:
— И то правда.
— И поэтому ты продаешь… — Джуни осекается.
Хайрам качает головой:
— Я не продаю. С тобой был единичный случай.
Джуни с недоверием смотрит на него:
— Правда?
— Мой папа доктор. Ему постоянно достаются бесплатные образцы, и у нас ванные битком набиты лекарствами. Он их не принимает, — поспешно добавляет Хайрам, — но у нас куча таблеток, снятых с производства. Папа выворачивает карманы в одной из ванной, а потом забывает. — Хайрам наклоняется к нам, как будто доверяет секрет. — А в этом доме очень много ванных комнат.
— О чем это вы? — спрашиваю я. Что именно он дал Джуни?
Хайрам снова откидывается назад:
— Ни о чем таком. Просто родителей я особо не волную, и они много чего не замечают.
Я не успеваю больше ничего спросить — в кармане начинает вибрировать телефон. Я догадываюсь, кто это: только мама звонит, а не пишет, если не считать редких бесед с папой, — но я все равно глубоко вздыхаю при виде ее имени на экране:
— Мне бы сейчас родителя, которого я не волную!
Ну, зато ее звонок отвлечет меня от еды.