Что-то пошло не так

Ему хочется залезть внутрь головы, в самую её середину, и вырвать уже давно надоевшее болезненное гнездилище с корнями, чтобы закончить, наконец, эту мучительную пытку. Он даже знает, как это сделать, но руки не слушаются его, а вокруг почему-то опять совершенно темно.

«Почему нет света? Где я? Неужели снова лампочка перегорела?» Он силится открыть глаза, но что-то мешает, не дает этого сделать. Тогда он прислушивается к звукам – тихо, только где-то неподалёку продолжает плакать дитя. Сейчас должна прийти мама… Она, без сомнения, поможет ему – включит свет и снимет боль…

Мысли о маме немного успокаивают его, обнадёживают, но, к донимающей ране в голове и окружающей его темноте, присоединяется такая же невыносимая жгучая жажда – ему до безумия хочется пить. Распухший язык уже не помещается во рту. В надежде глотнуть свежего воздуха, он открывает рот и внезапно чувствует на пересохших губах что-то сырое и мягкое. Не раздумывая, со свистом втягивает в себя влагу, потом ещё и ещё…

«Пресвятая Богородице, как же вкусно! Как же невероятно вкусно!» Облизывает губы от удовольствия, затем вновь открывает рот и беззвучно просит: «Ещё! Дайте ещё!» Рядом раздается удивленный шепот:

– Впервые вижу, чтобы вата сухой становилась… Посмотри, она совершенно сухая…

– Может, довольно ему? Доктора надо спросить.

После этих слов смоченная в воде вата пропадает. Он делает попытку найти её, раздраженно вертит головой, пробует встать…

– Держите его, – обращается к кому-то женщина с уже знакомым голосом. – Держите, чтобы он себе не навредил…

И снова появляются чужие руки, хватают его за плечи, прижимают к чему-то твердому, не дают пошевелиться.

– Успокойтесь, молодой человек, – голос мужчины звучит спокойно, но строго.

Богдан ненадолго затихает, но через минуту открывает рот по новой, настырно требуя воды. Мужчина терпеливо объясняет:

– Вам дали норму, больной, больше нельзя, – и тут же поправляется: – Сейчас нельзя, позже дадут, не переживайте. Помяло вас немного, стеной придавило, кирпичом присыпало, как бы внутренних органов не повредило… Лучше перестраховаться. А вы умница, молодцом держитесь, если так и дальше пойдёт, то через день-другой можно будет повязки снимать. Будем надеяться, что операция прошла успешно.

«Какие повязки? Какая операция? Может, доктор говорит не про него, может, что-то путает?» Почувствовав, что руки, удерживающие его, ослабляют хватку, он тут же пытается освободиться от навязчивой опеки, но напрасно.

А доктор продолжает объяснять:

– Левый глаз мы спасли, он меньше пострадал – осколок вскользь прошел, черкнул немного, а вот правый меня беспокоит – глазное яблоко пришлось чуть ли не по кускам собирать, возможно, ещё одну операцию придется делать, так что будьте готовы. Ну, на сегодня все. Отдыхайте.

Слышатся шаги уходящих. Дверь тихонько скрипит, закрываясь. «Так вот почему темно – глаза под повязками». Богдан вытягивает шею, прислушивается. Никого. Слышно только, как гулко стучит его сердце. Он задерживает дыхание, снова прислушивается – в комнате, как и прежде, тихо, значит, точно никого нет. Он поднимает руки, осторожно трогает бинты на лице, нащупывает узлы и пробует развязать их.

– Вам же доктор пообещал, что снимет повязки в самое ближайшее время, зачем спешить? – доносится до него спокойное. – Я тоже прошу вас не торопиться – глаза шуток не любят.

– Где я?

– Ну вот, наконец-то! А то мы уже решили, что, кроме зрения, вы ещё и голос потеряли…

Богдан тревожно заметался на кровати.

– Ой, извините, я не это имела ввиду! Простите меня ради бога, я ведь, ужас, как обрадовалась, когда вы заговорили! Вы же все молчали, молчали… Мы вот и подумали, что вы, возможно, голос потеряли, а тут, оказывается, все в норме, все в порядке! Ну, если с голосом все хорошо, то и со зрением наладится, вот увидите! А давайте, я вам доктора позову! Он все намного лучше объяснит… Вы полежите спокойненько минуточку, хорошо?.. Я быстро! Одну минуту! Уже бегу! Побежала!

Слышно, как открывается и закрывается дверь, легкие шаги быстро отдаляются. «Один, два, три, четыре… – считает он секунды. – …пятьдесят шесть, пятьдесят…» В коридоре звучат голоса. «Ты смотри, не обманула, секунда в секунду», – отмечает добродушно, укладываясь поудобнее.

– И кто тут у нас хулиганит? – нарочито строго спрашивает доктор, но тут же тон его меняется, и уже с нескрываемым удовольствием он отмечает: – Ну и слава Богу, теперь на поправку пойдёт! А повязки вы, больной, не трогайте, придёт время – снимем. Да, чуть не забыл – к нарушителям дисциплины посетителей не пускать!

«Какие посетители? Кому я нужен здесь, на чужой земле?» – думает Богдан, а вслух спрашивает:

– Доктор, я буду видеть?

– Сегодня – точно нет, а завтра – посмотрим! – нескладно шутит доктор, ничего не обещая. – К вам посетитель, больной, прошу любить и жаловать. Встретимся завтра.

«Как посетитель? Кто?» – в недоумении Богдан поднимает голову, вертит ею по сторонам, потом застывает, превращаясь в слух.

– Ну, здравствуй! – слышит он голос. – Не думал, что ещё раз свидеться доведется!

«Ещё раз?»