Что-то пошло не так

Раздается ещё один удар… Ближе… Прямо перед собой Богдан видит огромные от ужаса глаза Татьяны Ильиничны, слышит пронзительный вой и громкий женский крик:

– Ложись!..

В последний момент Богдан обхватывает руками Михаила и, что есть мочи, прижимает к себе, наваливаясь на него всем телом. Почти одновременно в лицо ему с запредельной силой бьет яркий свет операционных ламп. Становится невыносимо больно, будто чья-то невидимая рука провела по спине острым хирургическим скальпелем.

Свет понемногу меркнет, тухнет, пока, наконец, не наступает кромешная тьма. И тогда жгучая боль пропадает, уступая место удивительному безгранично-сладкому спокойствию и безмятежности, а в темноте появляется мерцающий клубок, состоящий из миллионов тонких переплетенных нитей. Клубок медленно приближается, разрастается и прямо на глазах становится похожим на полый, идеальной формы кокон.

«Господи, спасибо!» – благодарит он Всевышнего за избавление от боли и направляется навстречу струящемуся в темноте свету.

Сверкающий клубок вращается, наматывает новые нити, с каждым разом увеличиваясь в размерах и уменьшая скорость, а он вдруг замечает, что не идет, а словно парит в воздухе, необыкновенно легкий, почти невесомый.

Серебристый кокон, привлекающий и отталкивающий своим неземным совершенством, замедляет движение, и наконец, неторопливо покачиваясь, зависает на месте. Внутри его заметны суетящиеся тени.

Богдан застывает в ожидании опасности, прислушивается, снова устремляется к шару, и снова в изумлении останавливается перед плотной стеной мерцающих нитей в поисках входа. Рядом с ним проносится легкий ветерок, и он чувствует, что сзади кто-то стоит. Этот «кто-то» не напрягает, не вызывает у него ни страха, ни опасения…

– Снова спешишь, сынок? – внешне мамин голос спокойный, бесстрастный, но он различает в нем скрытую печаль. – Иди, Богдан, ступай обратно. Ещё не время… Тебя отец проводит… Твой отец.

За спиной слышится звук, напоминающий шелест сухой листвы, гонимой порывом осеннего ветра, потом кто-то незримый уверенно берет его за руку, они вместе, одновременно, делают шаг вперед и свободно попадают в больничную палату.

В палате царит кромешный ад, словно по ней только что пронесся ураган – кровати и тумбочки сдвинуты с привычных мест, на них и между ними лежат тела людей, а в окне торчит огромный сломанный кусок седого тополя.

Возле самого выхода из комнаты, загораживая дверь, стоит кровать Владимира Ивановича. Сам он, безжизненный, будто застывший, уже находится на неправдоподобно белой тележке, которую толкает к выходу человек в безупречно белом халате. Богдан не видит его лица, как и лица другого человека, халат и тележка которого так же безукоризненно белы.

На второй каталке лежит Татьяна Ильинична, прикрытая нереально белой, как и все вокруг, больничной простыней. Женщина не шевелится, её глаза закрыты, но Богдан чувствует, что она жива – в палате нет запаха смерти.

Тележки исчезают, будто растворяются в стене, и только сейчас он замечает, что на полу ещё остаются два человека. На спине верхнего медленно расплывается кровавое пятно. В раненом он узнает себя, но не спешит себе на помощь, а намеренно делает шаг назад и в то же мгновение оказывается за пределами шара.

«Назад дороги нет, – решает он окончательно. – Мама, я так устал, ты извини».

Вместо ответа слышится нарастающий шум. Он стремительно приближается, усиливается, и вдруг навстречу этому шуму устремляются другие потоки воздуха, несущие невероятное количество самых странных и самых неожиданных предметов – армейские кровати, столы, деревянные ящики… Между ними – более мелкие: посуда вперемешку с оружием, одеяла, сапоги…

Среди всего этого безумия Богдан узнает кладбищенские кресты и святящиеся кубы, на последнем из которых читает: «Костив Илья… Костив Юрий… Костюшко Богдан…» Прямо на его глазах последняя надпись исчезает, воздушные потоки с необыкновенной силой сталкиваются, и куб скрывается из виду, увлекаемый стремительным вихрем.

Безжалостный смерч проносится мимо него и где-то далеко в глубокой темноте пропадает, а к нему возвращается невероятно сильная боль… Болит спина. Просто чудовищно болит спина. Пронзительная боль не дает дышать. Открытым ртом он хватает воздух и чувствует, как под ним кто-то тяжело вздыхает и шевелится.

–…Быстрее, быстрее… Доктор, обильное кровотечение… Ранение в спину…

– В операционную…

Он чувствует, как чужие холодные руки поднимают его, кладут на каталку… От этого холода его начинает трясти, как в лихорадке. Потом он снова срывается вниз, проваливается в масляно-густую темноту…

–…Второго он собою закрыл… Ни единой царапины…

И снова темнота…

На мгновение сознание выхватывает яркую вспышку. Её сопровождает оглушительный удар грома. Снова молния… Гром… И нечеловечески-адская боль…