Что-то пошло не так

Действительность была жестокой. Покружив несколько минут возле свежих пепелищ, тщательно выискивая подставу, Богдан снова вернулся на перекресток. Теперь он боялся, что за время его отсутствия могло что-то изменится по ту сторону жизни – мирной, не обстрелянной смертью жизни.

«Слава Богу! – облегченно выдохнул он, увидев первый дом. – Слава Богу!» Все было на месте: совершенно целые дома с нетронутыми стеклами в таких же целых, не поврежденных оконных рамах, зеленые деревья и кусты за аккуратными чистыми заборами, и солнце – яркое августовское солнце, не затянутое дымом пожарищ.

Осторожно, почти не дыша, и все ещё не доверяя своим глазам, он направился в сторону улицы. Один дом… Никого. Второй… Третий… Пусто. Возле четвертого калитка во двор открыта. Он оглянулся по сторонам и пошел к дому. Снова никого. Входная дверь тоже открыта. Богдан шагнул внутрь – ни души. Развернулся, чтобы выйти, и вдруг до него донеслось еле слышное:

– Дядя, не уходи! Нам страшно!

Шепот доносился откуда-то снизу, из-под кровати. Он присел, откинул цветастое покрывало и в самом дальнем углу увидел двух ребятишек – старший, мальчик, прижимал к себе девочку поменьше.

– Не уходи, пожалуйста, мамы дома нет, а Светка стрельбы боится!

Дети гуськом выползли из своего укрытия.

– Я-то что? Я не боюсь! Я – мужчина!

Храбрый мужчина лет семи, заикаясь и раз за разом повторяясь, рассказывал, как он не струсил, когда начались взрывы, как он бесстрашно спасал сестру, спрятав её под кроватью, как успокаивал её, и сам почти ни чуточки не плакал, а Богдан не знал, что сказать детям, чтобы их утешить. Оказалось, ничего не надо – сделав серьезное выражение лица, мальчик успокоил его самого:

– И ты, дядя, не переживай – если снова бомбить станут, у нас место для всех найдется, смотри, какая большая кровать!

– А кого это ты, Женечка, под кроватью прятать собираешься?

– Вот… Дядю… – неуверенно произнес Женя и тут же закричал: – Мама! Мамочка! Ты пришла! А знаешь, что у нас случилось? Знаешь? Нас бомбили!.. Представляешь, бомбили!.. По-самому по-настоящему!.. Так грохотало, будто гроза, только совсем-совсем без дождя! Но ты не думай – я не струсил, я не испугался…

Мама обняла детей, прижала к себе, а те вырывались из её объятий, чтобы рассказать об обстреле. Богдан тихонько вышел, чтобы не мешать семье. Он снова шел по безлюдной улице, но отсутствие людей уже не удивляло его – все пространство вокруг было заполнено ощущением подспудного страха и безотчетной тревоги, заставляющим малодушно оглядываться по сторонам и втягивать голову в плечи.

«А ведь они не живут, нет, – думал он. – Они ждут… Ждут своего часа, даже не задумываясь об этом. Ждут, что каждую минуту их могут обстрелять… Ждут, что каждую минуту снаряд может попасть именно в их дом… Ждут, что каждую минуту они могут умереть… У них нет выбора, они сидят в подвалах под обстрелами, надеются на Божью милость и ждут, накроет их дом или нет… Господи, помоги мне! Объясни, почему я должен это знать?»

В голове пульсировала боль, превращаясь в открытую рану. Рана, в свою очередь, с невероятной скоростью разрасталась, угрожая в скором времени поглотить его целиком, всего, без остатка. Он чувствовал это, знал, но не знал, как предотвратить приближающуюся погибель… А ещё он знал, что что-то пошло не так.

Еще несколько дней назад Богдан был уверен, что он – защитник родной земли, что он – спаситель, герой. Все вокруг в это верили, поздравляли его, когда повестка пришла. И друзья, и знакомые, и соседи радовались. Одна Наталья потемнела.

– Может, не пойдешь? Давай куда-нибудь уедем, дорогой, насовсем уедем. У нас дети, Богдан, им отец нужен.

– Нельзя, милая, порядок такой…

– Какой порядок? Где ты порядок нашёл? В соседнем доме парня месяц назад призвали… Знаешь, что с ним случилось? Знаешь, где он сейчас? В больнице лежит, без ноги… Ему только восемнадцать лет, а он – безногий инвалид… Через месяц после призыва!.. Это порядком ты называешь? Это порядок, ты говоришь? – Наталья закрыла руками лицо, содрогаясь от плача. – А знаешь, где ему ногу оторвало, знаешь?.. А знаешь, что его мама сказала? «Хорошо, что в живых остался. Другим так не повезло…» Что с нами творится, Богдан? Что? В мирное время…

От волнения Наталию трясло, как в лихорадке. Не отвечая, он обнял плачущую жену, прижал к себе:

– Собирайся, дорогая, к родным на Кубань поедешь. Девочкам до отъезда ничего не говори, так надо, – последнее предложение вырвалось помимо его воли – то ли инстинкт сработал, то ли простая осмотрительность, поэтому, чтобы не выглядеть совсем безнадёжным, он тут же поправился:

– Пусть это будет для них сюрпризом. Недельку-другую погостите, а там, даст Бог, все к лучшему переменится… Тогда и домой вернетесь.

Что переменится, он не знал. Уже с полгода все телевизионные каналы, захлебываясь, рассказывали о жесточайшей войне с российскими войсками на Донбассе, в стране шла неизвестно какая волна мобилизации, во всех школах и учреждениях плели маскировочные сетки, собирали деньги на бронежилеты и красили мир…