Что-то пошло не так

Дорога заняла минут десять. Гриша заехал в гараж, сноровисто вытянул не подающего признаков жизни пассажира из машины и, даже не заходя в дом, тут же уехал. Богдан остался лежать в темном гараже, вдыхая запах бензина и временами проваливаясь в черную пропасть.

Тогда ему казалось, будто лежит он на узкой больничной койке, по самый подбородок накрытый неестественно белой простыней, а вокруг него летает всякая нечисть. Хохоча от удовольствия, нечистые легко поднимают кровать и, словно невесомую колыбель, раскачивают её в воздухе, отчего ещё ужаснее болит и кружится голова.

Богдан вспоминает молитву, хочет перекреститься, но закостеневшие руки не слушаются его, а черти хохочут еще громче, еще омерзительнее, и больно тыкают в него негнущимися волосатыми пальцами. Тогда он пробует слезть с кровати, пытается ухватиться за упрямо ускользающие металлические прутья, но кровать поднимается все выше и выше, раскачивается все сильнее и сильнее, и он понимает, что каждое мгновение может стать для него последним.

Он открывает глаза. Нечистые исчезают, с ним остается лишь темнота и запах бензина, да еще – холодный липкий пот, обволакивающий все тело, как когда-то речная вода. То ли от пота, то ли от бетонного пола, жутко мерзнет спина. Богдан с большим трудом садится, на ощупь находит кирпичную кладку стены, подтягивается к ней. Через несколько минут, немного отдохнув, пробует встать. На этом силы его заканчиваются, а сам он вновь проваливается в преисподнюю. И снова его кровать летает в руках чертей, и снова они хохочут, хохочут, хохочут…

– …Помогите мне! Помогите! Мужчина, вы слышите меня? Мужчина… Проснитесь!

В глаза бьет яркий свет – прямо над ним, на потолке, на тонком покрученном проводе горит электрическая лампочка. Рядом с ним кто-то тяжело дышит…

– Мужчина, помогите мне, – слышит он по-детски обиженный женский голос. Совсем молодая беременная женщина требовательно тормошит его за руки. Богдан пытается пошевелиться, но не может.

Неожиданно девушка хватается за живот. Вместо крика из её рта вырываются короткие, будто сдавленные, бессвязные звуки. Он делает ещё одну попытку встать, но ноги не слушают его, словно парализованные.

– Уу-у-у-у! – жалостливо воет женщина. Ему становится страшно. Страшно не за себя, а за беременную и за её не родившееся дитя.

«Пресвятая Дева Мария, матерь Божья, помоги ей! Сжалься!» – молится он, вспоминая, как однажды был уже в похожей ситуации. Жена тогда первого ребёнка носила, Танечку. Мама с утра в церковь ушла, а они дома остались, на хозяйстве.

Тогда-то все и случилось: прервав разговор на полуслове, Наталья ойкнула, побледнела и присела на пол. Из-под её платья медленно вытекала мутноватая жидкость, а он беспомощно смотрел на увеличивающееся прямо на глазах пятно, скованный по рукам и ногам каким-то первобытным, нечеловеческим страхом. В себя Богдан пришел от удивительно спокойного голоса жены:

– Ну вот, воды отошли. Вызывай «неотложку» – рожаем.

Через полчаса, привыкший ко всему, врач «скорой помощи» вовсю потешался над слишком мнительным отцом, рассказывая невероятные истории реакции мужей на роды их жён. Тогда, более двадцати лет назад, он молодым был, здоровым, врачи рядом, соседи, и то испугался… Не за себя испугался, а за Наталью и за дочку. Боялся, что что-то может пойти не так – что «скорая» может не успеть, задержавшись в дороге, или врач оказаться молодым и неопытным… А сейчас ни доктора нет, ни соседей…

«Соседи! Вот кто поможет!» Богдан в надежде смотрит на женщину. Как же ей объяснить, чтобы она позвала соседей?

Неожиданно в воздухе слышится громкий вой, затем – взрыв, треск… Снаряд разрывается где-то неподалёку. Гараж содрогается от взрывной волны. Лампочка тухнет, но солнечный свет через сорванную с петель дверь выхватывает из темноты неестественно вытаращенные глаза беременной и широко открытый в крике рот.

Следующий взрыв раздаётся почти сразу же. Женщина уже не кричит. Она испуганно дергается и инстинктивно прикрывает живот. Уши Богдана снова закладывает ватой, потом в голове что-то щелкает, будто лопает натянутая струна. «Нужно что-то делать, – стучит в висках. – Ей нужна помощь…» Эта мысль каким-то образом помогает ему подняться, взять беременную на руки и добраться до двери.

– Сейчас помогу, милая, сейчас… помогу… Господи, на все твоя воля!

Он переступает низкий порожек, выходит на улицу, но очередной оглушительный взрыв заставляет его остановиться и поспешно отпрянуть назад. Во дворе, совсем рядом с гаражом, стоит недавно построенный кирпичный дом. «Два уровня, – фиксирует сознание. – Чёрт! Ступеньки!» Богдан прижимает женщину к себе и, шатаясь от слабости и нагрузки, тащит её к дому. И снова свист… Взрыв… Треск… Его качает, как на палубе. Дверь. «Слава Богу, открыта!» Еще одна дверь. Глаза находят кровать…

Женщина испуганно закрывает глаза, невольно сжимается и жалобно стонет, а Богдан лихорадочно пытается вспомнить, какие слова говорят роженицам, чтобы успокоить, но, кроме стандартного «тужься» и «дыши», в памяти ничего не появляется.