Что-то пошло не так

При одном лишь упоминании о ситуации с родами по коже его пробежал мороз, а на голове зашевелились волосы. Только теперь он с ужасом понял, на что подписался, ведь любая мелочь, в нормальной жизни ничего не значащая, сейчас, во время войны, могла стоить жизни и роженице, и её ребёнку. Хорошо, что обошлось без осложнений, а если бы нужна была операция? А если бы открылось кровотечение? А если бы…

Руки его автоматически разгребали превратившийся в обломки дом, а в голове назойливо крутилось «если бы…», и спокойнее от этого не становилось.

Лишь через полчаса упорного труда в четыре руки дверь в подвал была освобождена. Мужчина схватил валяющуюся на полу одежду, старательно вытер густую пыль на досках и скомандовал:

– Открывай.

Сам он сразу же кинулся к деревянной лестнице, ведущей в погреб.

– Мама, мама, ты здесь? Господи, за что? Мама, ты жива? Мама…

Первым из подвала выбрался черный лоснящийся кот. Увидев чужого, он сузил глаза, громко зашипел и рванул на улицу. После этого лестница тяжело застонала, и из отверстия показался хозяин с пожилой женщиной на руках.

– Ты ещё здесь? Держи…

Он отдал Богдану дорогую ношу, а сам, как раньше кот, тоже выбежал на улицу. Оставалось ждать. Женщина не шевелилась, но и потерей сознания её состояние назвать было нельзя. Она спала. Просто спала, как безмятежно спит младенец. Богдан осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь стать поудобнее, и при этом не разбудить спящую, но та внезапно открыла глаза, по-доброму улыбнулась и совершенно спокойным ровным голосом произнесла:

– Миша? Вот и встретились. Я знала, что рано или поздно это произойдет…

Женщина снова уснула, и в это время возле дома остановилась карета «скорой помощи». Через несколько минут хозяин, его мама и кот уехали, оставив Богдана в неведении, кто же такой Миша…

Артиллерийским обстрелом уничтожило почти всю улицу. Безголовые мертвые дома, выжженные начисто внутри, покореженные сараи и изувеченные деревья пугали своим черным уродством, даже отдалённо не напоминая, что совсем недавно здесь кипела жизнь. Живыми были только люди, снующие на пожарищах. Они разбирали дымящиеся завалы, сортировали уцелевшие материалы, одежду, посуду, бросая все на отдельные кучки.

«Что они делают? – мелькнуло в голове. – Зачем собирать испорченные вещи, по большому счету это негодный, загубленный хлам, не подлежащий восстановлению?» И вдруг до него донеслось:

– Мама, мамочка, ты посмотри, что я нашла! Юбку! Мама, синюю юбку!.. Мою любимую! И, кажется, целую! Еще бы кофточку найти – и будет в чем в школу ходить!

Удар был настолько сильным, что он почувствовал его физически, а ещё к нему пришло понимание случившегося. «Господи, ведь эти люди потеряли все! Меньше часа назад у них был свой дом, своя жизнь, а сейчас все это превратилось в кучу мусора, в груду обгоревших кирпичей и пепла. Господи, за что?» – нечаянно он повторил слова недавнего встречного и ускорил шаг. Мозг от избытка мыслей горел огнем: «Что делать этим людям? Как им жить? Где им жить? Где?..»

Он шел по разбомбленной улице и, как прежде взрывы, считал разрушенные дома. После шестого он понял, что все боеприпасы, все до единого, попали в цель. Он пошел быстрее, потом побежал, побежал, опустив голову вниз, чтобы не смотреть на обугленные скелеты недавних человеческих жилищ. Он позорно убегал, стараясь не думать, что разорвавшиеся снаряды были выпущены руками таких же людей… таких же, как он, людей…

Внезапно ему показалось, что душа его на мгновение раздвоилась, что одна её часть осталась здесь, на черной расстрелянной улице среди домов-головешек, а вторая улетела туда, откуда прилетели смертоносные посылки, где, прикрыв для верности глаз, старательно вглядывается в прицел миномета наводчик, выбирая себе новую цель, новую жертву…

Задыхаясь от быстрого бега, он свернул на перекрестке и остановился, как вкопанный – просто перед ним внезапно появился другой мир. Богдан протер глаза, но видение не исчезало – в паре сотен метров от него, вдоль узкой ленты асфальта, стояли аккуратные кирпичные дома, покрытые разноцветной черепицей. У каждого дома за опрятным забором росли ухоженные деревья и цветы. И над всем этим великолепием на свежем голубом небе сияло яркое августовское солнце.

«Как же так? Разве может такое быть? Разве это возможно? Это обман! Иллюзия! Мираж!» – он оглянулся в поисках кинокамер, режиссеров, актеров, но тщетно – вокруг, кроме него самого, никого больше не было.

Все ещё не веря своим глазам, он повернулся и пошел обратно, пошел назад, туда, где только что был обстрел, где ещё дымились развороченные дома, где посреди дороги лежал женский труп, накрытый закопченной дырявой простыней, а поперёк гаража, в котором его оставил Григорий, покоилась старая толстая липа. Он возвращался в войну, и в самом дальнем уголке сердца у него ещё теплилась надежда, что, возможно, именно там идут съемки, и именно сожжённая улица не настоящая, а декорации к фильму.