Чернилами добра и зла

Под вечер вернёшься в себя —
Жильё, из которого вышел,
И видишь – лежат на диване остывшем
Ещё не дозревшие вишнями вирши,
Желанием вызреть свербя.

Покой и порядок всегда,
Удобны, привычны настолько
Что нужное время находишь на полке,
Потратишь немалой купюрой, но с толком,
И поздним отбоем отдашь.

Количество полок – по дням.
Стеллаж начинает суббота.
Работа-волчица домашней заботой.
Казалось бы, жизнь устоялась, но что-то
Выводит из дома меня

Под небо, где скверность погод,
А ветер сбивает и тащит
В промозглую слякоть, безумную кашу,
Срывая мой голос на кашель хрипящий
Слюною, но, кроме того,

Там люди из старых домов,
Устроенных прошлой разрухой.
Руки не подав, притворив оба уха,
Ищу только родственных словом по духу,
Кто быт обустроил с умом.

Без крова прохожая злость
С глазами навыкате – свора,
И выше высоток слова и заборы,
А встречные женщины злы или вздорны.
Но мне как-то раз повезло.

Мы дружим домами с одной,
По времени рядом – соседи,
Бываем в гостях друг у друга к обеду,
Но нравится больше встречаться в беседке,
Где письма, стихи и вино.

Поистощили разговоры

Поистощили разговоры,
Таскали гордостью, а город
Одежды, что слова носили,
Испачкал взглядами косыми.

Зрачки встречающихся многих
Колючками цепляли ноги.
Чулки ползли по вертикали
Отвесно вниз, подобно каплям.

День умирал под фонарями,
А возглас «Мы его теряем!»
Не звал колоть адреналином
Того, кто нажил место в глине.

Пусть будет тихо ночью в доме
И не существенно, как до́лжно.
Обойма дел, стрельба глазами —
Всё перенесено на завтра.

Пусть тишину осуществляет
Луна, играя на рояле
Ноктюрн, а клавиши прямые
Пускай останутся немыми.

Поверхность крышки так черна,
Что только белая луна
В ней может быть отражена.
Поэтому и тишина.

Полуночный полу-Гамлет