Человек в искусстве экспрессионизма

40 дневниковых записей («фрагментов») объединены в четыре части. I часть объединяет в себе 19 житейских наблюдений и настроений. II часть представляет собой один «фрагмент» – «Истинный путь» – продолжительное, кульминационное развертывание одной из важнейших метафор цикла – образа пути: «Истинный путь проходит по канату, который натянут не высоко, а едва висит над землей. Кажется более вероятным об него споткнуться, чем пройти по нему». III часть состоит из 12 фрагментов разной продолжительности и включает образы преимущественно пародийно-философского содержания. Завершает этот раздел развернутая театрализованная «Сцена в трамвае» с аллюзиями на венский вальс и венгерско-цыганский чардаш. IV часть, состоящая из 8 фрагментов, особенно рефлексивная. Кульминацией части становится последний фрагмент: «Нас ослепила лунная ночь. Птичье пение разносилось от дерева к дереву. В полях шумел ветер. Мы ползли в пыли, как пара змей». Цикл длится около 50 минут: I часть – около 15, II – 7 с небольшим минут, III – около 13, IV – самая продолжительная – около 18 минут. Некоторые из фрагментов длятся минуту, некоторые – несколько секунд, и лишь два фрагмента являются наиболее продолжительными. Один из них расположен в центре, другой – в самом конце. Это 20-й (тот самый один фрагмент II части), который длится 7 с лишним минут, и 40-й (8-й фрагмент IV части), который длится 6 с половиной минут. Они и формируют форму целого, как бы составляют рифму цикла, но не только времен^ю, но и образную: середина творческого пути художника и ее итог.

В каждом фрагменте дневника композитор находит очень точные и бьющие в цель музыкальные образы. Отдельные фрагменты описывают персонажей, действия или даже короткие сцены из жизни. Композитор подчеркивает «дневниковость» цикла тем, что выставляет дату и место создания фрагмента. Некоторые образы повторяются в измененном виде, даже трансформируются и переплетаются друг с другом. Например, текст фрагмента «Жалкая жизнь» (III часть, фрагмент № 5) представляет собой не что иное, как «Воскресенье, 19 июля 1910 г. (Колыбельная II)» (I часть, фрагмент № 11), правда с некоторыми изменениями, музыкальный материал тоже трансформирован. Фрагмент из I части состоит из трех коротких строф: «Спал – проснулся, спал – проснулся, спал, спал – проснулся, проснулся, проснулся» (в немецком оригинале “geschlafen” и “aufgewacht”). Эти слова пропеваются максимально контрастно: “geschlafen” – медленно и протяжно, с мелодическим «эхом» у скрипки, “aufgewacht” – резко, артикуляционно максимально четко, как бы вскриком вместе со скрипкой. Затем слово “aufgewacht” в сопровождении «скрипов» у скрипки звучит интонационно, динамически и эмоционально все выше, громче и острее, достигая кульминации, а последний раз – наоборот, ниже, тише и мягче. Заключительная фраза – «жалкая жизнь» (“Elendes Leben”) – звучит истерично, озлобленно, но по накалу – слабее, чем кульминация на слове “aufgewacht”. Во фрагменте из III части две строфы (“geschlafen” – “aufgewacht”), и пропеваются они уже без эмоционального, динамического и темпового контраста. Затем четыре раза звучит слово “aufgewacht”, каждый раз выше и громче, а последняя фраза – “Elendes Leben” – звучит обреченно, как некий вердикт. И сам фрагмент назван по последнее фразе – “Elendes Leben”.

Голос певицы – это внутренний голос и Кафки, и Куртага. Он разный: то робкий и уязвимый, то настойчивый, то зловещий или все сразу. А скрипка в какой-то степени и есть двойник героя, или отражение, то самое зеркало, отображающее разные грани души. Ее партия может быть как бы эхом голоса, может быть простым аккомпанементом, очень часто партия скрипки является иллюстрацией того, о чем поет голос, будь это что-то абстрактное – как, например, метафора «замкнутый круг» – или конкретное – «осенняя тропа», «мое ухо», «музыканты в трамвае». Но и иллюстрация не всегда бывает прямой, иногда скрипка как бы насмехается над тем, о чем поет голос, аккуратно, незлобно или довольно резко.

Несмотря на минимальное количество участников ансамбля, это произведение Куртага – одно из наиболее театрализированных по воплощению. В некоторых местах композитор даже прописывает мизансцены между скрипачом и певицей, а также особые способы игры на скрипке. Скрипачу необходимо иметь два разных инструмента: во фрагменте “Schmutzig bin ich, Milena….” (III часть, фрагмент № 4), где используется метафора «грязи», скрипка расстраивается в процессе игры, чтобы затем попеременно играть на двух скрипках – расстроенной и настроенной; в “Szene in der Elektrischen, 1910” (III часть, фрагмент № 12), сценической кульминации цикла, где говорится: «Танцовщица Эдуардова <…> ездит <…> в сопровождении двух скрипачей». Не случайно режиссеры часто превращают «Фрагменты из Кафки» в настоящую сценическую постановку.