В чистом виде, образно говоря, Ансельма Кифера1, которого можно считать «двоюродным братом» Йозефа Бойса, ни неоэкспрессионистом, ни представителем абстрактного экспрессионизма, ни акционистом не назовешь. Скорее можно назвать его страстным «искателем влияний», как это делает Петер Слотердайк, причисляющий творения Кифера, при всей грозности темы, к «категории возвышенного». Искусствоведы осмотрительны: чувствителен к Мунку, Максу Эрнсту, экспрессионистам «Моста»: Кирхнеру, Хеккелю, Нольде… Кифер хочет быть на равном расстоянии от всех «измов», но анархистом, родства не помнящим, не является. Начинал он с нуля: «Я ничего толком не знал, не имел никакой информации – Клее, Кандинский, Мане, и все… и сюда врывается гитлеровская история». Главный материал для постижения и самовыражения Кифер находит в
Обращение Кифера к гравюре маститый историк искусства Вернер Шпис называет «манифестом экспрессивной выразительной формы»2. Ребенком он был очарован лесопильными заводами на родине дедушки и бабушки, сами теплые доски, «скопище энергии», казались ему гравюрами. В середине 1970-х годов художник принимается исследовать дерево как материал, как носитель мифа и истории, включая в ткань своего повествования «немецкий лес» как основное пространство действия национального героического эпоса3. Так начался долгий путь киферовского переосмысления древних героических мифов, запятнанных национал-социалистами с их философией «крови и почвы» и надолго изъятых из художественного обихода.
Кифер, родившийся под последние бомбежки Второй мировой, родственен экспрессионистам по умонастроению в первую очередь своим антибуржуазным и антимилитаристским пафосом, протестом против государства, ввергнувшего молодежь в войну и неспособного справиться со своим прошлым. Такими были Марк и Маке, Гросс и Кирхнер, Кольвиц и Хеккель. Как типичный представитель немецких левых шестидесятников, он обрушился на среду: «Мой отец был офицером. Мне хотелось освободиться от своего мелкобуржуазного, узкого, авторитарного происхождения. Я хотел стоять вне классовых, общественных условностей».
Во вторую очередь – это не менее важный момент – Кифер родственен экспрессионистам 1910-1920-х разрывом с традиционным спокойным искусством, поисками крайней, экспрессивной выразительности, способной поразить разум и сердце зрителя. Кифер признается, что главным событием в его жизни – «обретением и озарением» – была выставка Бойса 1969 года. Основным принципом как неоэкспрессионизма, так и акционизма становится предельная степень воздействия, способность вызвать острую реакцию, а также сама скорость реагирования. Посему, разбирая картину своего коллеги Бойса с высоко поднятым крестом, он обращал внимание, что простого креста для картины современного художника было недостаточно, – кровь, текущая по его лицу как крик живого существа, придает картине совершенно иной оттенок, интонацию вопля и протеста.
Плоскостность картинного полотна, доминирующую у экспрессионистов, Кифер превращает в основу для рельефной композиции, следуя девизу «тот же самый принцип, только другими средствами». Кифер никогда не прибегал к печатанию тиражей, предпочитая изготовление оттисков ручным способом и смешанную технику на огромных рельефных форматах – это гравюра, масло, акрил, импасто, рисунок углем, деформированный свинец, наклейка на основу различных деталей композиции, – все, что дает тактильную коркообразную текстуру. Эта техника, как отмечают исследователи, прочно соединяется у него «с представлением о ранении и разрушении, с ужасом и печалью, результат напоминает шок дадаистов, клеймивших разрушение мира и унижение человека»4.
Портрет Ансельма Кифера, открывавший выставку 2016 года в Альбертине