Человек в искусстве экспрессионизма

Психиатрический опыт кардинальным образом повлиял на деятельность художника. Его способность рисовать, хотя и претерпела драматические изменения, продолжала служить ему для воплощения новой реальности, в которой он оказался. Будучи убежденным, что он святой Петр, а его комната – вход на небеса, он говорил с являющимися ему духами умерших [16]. А благодаря своим спиритическим экспериментам (очень распространенным в конце XIX века) Юсефсон пришел к убеждению, что многие художники прошлого: Рафаэль, Рембрандт, Хальс и Веласкес использовали его как средство, через которое они могли бы продолжать творить, и Юсефсон подписывал часть создаваемых им рисунков именами великих художников прошлого [16].

Каково же было удивление публики, когда через пять лет после помешательства Юсефсона в Стокгольме была открыта его ретроспективная выставка, включавшая также и работы, сделанные после 1888 года. Эти странные, радикальные по своей эстетике и стилистике для того времени произведения были с восторгом встречены новым поколением шведских художников [20, с. 230]. Причины такой реакции, вероятно, были связаны с необычайным интересом к образам и языку символистов в Скандинавии (например, у норвежца Эдварда Мунка). Стиль Юсефсона кардинально изменился. В Германии, где ранние работы художника были почти неизвестны, новый Юсефсон стал уникальным и поразительным явлением, рождение которого стимулировало именно безумие. Воспринимался ли современниками Юсефсон как экспрессионист?

Случай Эрнста Юсефсона интересовал многих. Публикации о нем появляются в 1902 году в Швеции, а в 1911 году Карлом Валином издается подробная биография с анализом в том числе и поздних работ [Wolfgang]. Интерес к Юсефсону в Германии датируется 1909 годом, когда была опубликована статья того же автора в журнале «Kunst und Künstler», которая, впрочем, не была единственной [20, с. 230].

Небезынтересен факт, что работы Эрнста Юсефсона позднего периода и работы художников группы «Мост», выставлялись совместно на берлинском Сецессионе. Произведения Юсефсена привлекали внимание, а Эмиль Нольде так заинтересовался его творчеством, что купил три работы для своей коллекции [20, с. 230].

Сравнение живописи Эмиля Нольде и Эрнста Юсефсона позволяет увидеть духовную близость этих художников и объяснить притягательность для Нольде опытов коллеги. Исследователь аут-сайдерского искусства Джон Макгрегор прямо связывает обращение Нольде в 1909 году к религиозным сюжетам и образам, с влиянием творчества Юсефсона [20, с. 231]. Нольде, используя сходные приемы формообразования и цветовой палитры, достигает близкой эмоциональной интенсивности и прямолинейности воздействия на зрителя.

Влияние «скандинавской волны», обладающей этими диссонантными, безумными коннотациями на сложение экспрессионизма не ограничивается искусством Эрнста Юсефсона. Важнейшее место в ряду предэкспрессионистов занимает норвежец Эдвард Мунк (1862–1944) (его участие в кёльнской выставке 1912 года было отмечено выше), а также близкий к экспрессионизму литератор-визионер, описывающий свой психиатрический опыт, Август Стриндберг (1849–1912) [20, с. 230].

Эрик Хеккель. Безумцы за едой (из журнала «Das Kunstblatt», февраль 1917). Бумага, сухая игла. МОМА, Нью-Йорк

Психическая болезнь и пребывание в лечебнице Мунка, когда он находился в пограничном состоянии между явью и безумием, стали для художника источником новой образности. Эдвард Мунк, как и Винсент Ван Гог, оказался для экспрессионистов знаковой фигурой. Трагизм и инфернальность, характерные для творчества Мунка, во многом выводятся из его биографии. Начало его жизни было омрачено смертью матери, а спустя несколько лет – сестры, к которой он был очень привязан. Мунк, его братья и сестры воспитывались преимущественно тетей, хотя и привязанность к отцу – Кристиану – также была сильна. Но психика отца была крайне неустойчивой. Позднее Мунк писал: «Мой отец был импульсивно нервным и навязчиво религиозным – до психоневроза. От него я унаследовал семена безумия. Ангелы страха, скорби и смерти стояли рядом со мной с того дня, как я родился» [24, с. 2]. Вдохновляющие Мунка мрачные образы-видения, были связаны с постоянным и близким ощущением смерти, которое нагнетал именно отец, и юный Эдвард был преследуем ночами видениями ада [24, с. 34]. Психическая неуравновешенность коснулась и других членов семьи. Одной из младших сестер Мунка был поставлен диагноз психического заболевания в раннем возрасте. О последствиях семейного рока Мунк позже написал: «Я унаследовал два самых страшных врага человечества – чахотку и безумие» [24, с. 137].