В повествование вплетены также характерные для экспрессионистской прозы «драматические диалоги»20, в которых лирический субъект дискутирует с вымышленным оппонентом, с «родственной душой» или со всем человечеством21. Иногда Хулевич прибегает к беллетризации, а также охотно обращается к пастишу – в некоторых фрагментах «Божьего скитальца» он подражает языку Библии. Существенную роль играют ссылки на произведения других авторов, особенно тех, чьи герои составляют современную Хулевичу «галерею великих духов человечества» (наряду с ощутимо присутствующим в книге Христом): это вагнеровские Зигфрид и Клингзор, копье которого убивает и вместе с тем исцеляет, ницшеанский Прометей, Геракл и т. п.
Книга Витольда Хулевича не снискала в межвоенный период особой популярности. В польской профессиональной музыковедческой периодике вышли только две рецензии на монографию, причем весьма хвалебные, – авторства Бернарда Шарлитта и Кароля Штроменгера. Сам Хулевич не успел ни воспользоваться плодами своей работы, ни ее продолжить, – он погиб от рук гитлеровцев в Пальмирах под Варшавой в июне 1941 года. После войны «Божьего скитальца» переиздало Польское музыкальное издательство: в новой публикации (1982) отдельные главы были снабжены музыкальными эпиграфами – инципитами главных произведений Бетховена, но к дискуссии о содержании и новаторской для своего времени форме книги больше не возвращались.
1 “Plomieň w garšci” – название дебютного сборника стихотворений (1921) героя статьи.
2 Пер. статьи с польского языка сделан Петром Никольским.
3 См.:
4 Cp.:
5 Подстрочный перевод Петра Никольского.
6 Добавим, что в рассматриваемый период в Польше францисканская тематика была в моде – многие читали «Цветочки Святого Франциска Ассизского» (“Fioretti di San Francesco”, конец XIV в.) в переводе Леопольда Стаффа (1910), возник ряд произведений, вдохновленных личностью св. Франциска или францисканским образом благочестия.
7 С работами Маркса о Бетховене в Польше тогда знакомились, читая их переводы в журнале “Revue et Gazette musicale de Paris”. См. также:
8
9 Ibid. S. 291.
10 Ibid. S. 362.
11 Cp.:
12 Ibid.
13
14 Ibid. S. 264.
15 Ibid. S. 283.
16
17
18
19 Ibid. S. 282.
2 °Cp.:
21 Ibid.
IV. Искусство душевнобольных – новые лики экспрессионизма
Репрезентация мужского тела в контексте учения о маскулинной истерии в искусстве венских экспрессионистов
ДАРЬЯ МАРТЫНОВА
Диагноз «истерия» впервые появился в эпоху Античности: его описал Гиппократ, гендерно ограничив болезнь, этимологически обозначив локусом расстройства женскую матку. Несмотря на многовековую историю истерии, только во второй половине XIX века благодаря главному врачу клиники Сальпетриер, «Наполеону неврозов» Жан-Мартеном Шарко были определены сопутствующие этой болезни симптомы1. Впервые доктор Шарко документировал малейшие физические проявления истерии у пациентов с помощью хронофотографии. Он также стимулировал общественный интерес к этому заболеванию, публикуя фотографии в журналах больницы и устраивая театрализованные демонстрации приступов в больнице Сальпетриер. А это было важно, поскольку психически больных чурались здоровые люди. А между тем психические расстройства случались всё чаще.