Читаем Человек в искусстве экспрессионизма полностью

В колыбели одиночества созревает болезнь Бетховена. Фрагмент книги, посвященный борьбе с недугом, начинается апострофой к уху, персонифицированному с использованием францисканской формулы «Сердечный брат». Герой прощается со слухом, принося его «в жертву»: «Ты не трепещешь перед этим жертвоприношением? Знаешь ли ты, что всё идет к тому, чтобы в один ужасный момент разорвать то, что соединяет нас с тобой – и пойти, и уйти – и там, перед Судом преклонить колени – окровавленным, вырванным, искалеченным – и в великом деле в безмолвии дать отчет: я оторван – глух – одинок. Свершившаяся судьба. Он остался один, в тишине, без слуха. Я оглох, а теперь он слышит, а я почию вечным сном. Жертва была не напрасна».

Автор не случайно акцентирует вездесущие страхи в начинаниях Бетховена. Но этот страх – творческий, мобилизующий. В глубине души Бетховен Хулевича свободен и независим, что обеспечивает его музыке дистанцию от любых внешних условий. Согласно концепциям экспрессионизма, Хулевич представляет творчество Бетховена в категориях активизма. Искусство композитора – это «подвиг». А подвиг этот – типичный экспрессионистский бунт. Однако, в отличие от Ф. Ведекинда или Ш. Георге, бунт не ведет к укоренению в музыке Бетховена видения «мира наоборот». Хулевич воспринимает его в категориях романтического героизма в полном соответствии с польской традицией бетховенской литературы, опирающейся на работы немецких авторов, вдохновленных идеалистической философией, прежде всего А. Б. Маркса7. Анализируя героизм Бетховена, Хулевич неоднократно прибегает к избитой альтруистической формуле о том, что композитор «страдал ради миллионов», но это страдание, как и его плоды, сводятся исключительно к внутренней сфере – сфере интимных творческих переживаний.

Ключевой формулой, с помощью которой Хулевич описывает творческий путь Бетховена, является переход от боли к радости, тождественный переходу от погруженности в жизненные обстоятельства (болезнь, отчуждение) к освобождению, от творчества, выражающего людские страсти, к свободному творчеству – апофеозу абсолюта.

Нетрудно догадаться, что моментом освобождения стало завершение Девятой симфонии хоровым финалом на текст оды Ф. Шиллера «К радости».

«Теперь он воздел руки ввысь и распростер их в воздухе жестом, который в язычестве выражает экстаз молитвы, а у Христа – смирение крестной жертвы. И почувствовал, что закрытые, глухие и замершие уши раскрываются как цветок в росе, открываются силою высочайшей благодати. Уже внимают. Уже открылись широко. Уже слышат. И это напряженное внимание подтверждает истину всеобщей тишины»8. «Нет!!! Радость – это то единственное, что мне осталось, рожденное силой, которая указывала мне путь. Радость, которая произошла из силы. Радость центростремительная, не имеющая ничего общего с веселостью. Радость, а не смех. Радость серьезная, являющаяся целью. Радость, которая испрашивает муки. Радость, для которой огонь, палящий живую плоть, есть мелочь, не стоящая внимания. Это радость, смотрящая сквозь мученическое житие и видящая иные вещи. Это та радость, что открывает небо затворенной в холодной келье монахине. Это радость, которая среди нечеловеческой боли, среди осмеяния и окровавленных балок креста – в руки Отца предает дух. Это радость, если уж есть, то побеждает всегда и везде. И она моя; кроме нее, единственной, у меня ничего нет»9.

«Божий скиталец» заканчивается словами: «Что же мы, люди – при таком человеке – обо всем этом знаем? Что мы…?»10

В то время как философская сторона книги Хулевича представляет собой эклектическое наслоение элементов идеалистической идеологии, ницшеанской философии жизни и концептов, инспирированных экспрессионистским видением искусства как экспрессии, достигающей абсолюта, ее литературная сторона представляет собой последовательное подражание западным экспрессионистам, таким как Рихард Демель, Хуго фон Хофмансталь, а из более молодых – Уолт Уитмен, Эмиль Верхарн или Артюр Рембо. Текст Хулевича – это крик души большой выразительности, достигнутой с помощью образности символизма и языковой стилизации. Свободная трактовка формы, заключающаяся, между прочим, в постоянном переходе речи от первого лица к рассказу от третьего, указывает на намерение передать и собственные душевные состояния, согласно главному принципу экспрессионизма, гласящему, что искусство – это стихийная экспрессия «я» художника11. Субъективные вкрапления показаны Хулевичем как поток экспрессии с помощью специфического приема, выделяющего определенную группу слов, сообщающих отдельным фразам особенный «кричащий» характер12.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги