Человек в искусстве экспрессионизма

Очень показательно и то, что сам Кокошка ценил в собственном портретном творчестве, что он относил к своим главным достижениям. Об этом мы можем судить с известного рода уверенностью, так как он об этом пишет в письме 1911 года (май-июнь) Херварту Вальдену¹⁴. К этому необходима пара слов пояснения. Портреты Кокошки 1910–1912 годов успеха у заказчиков не имели, но слава у них была. И парадоксальным образом в самом близком окружении Кокошки нашелся художник, который смог превратить открытия Кокошки в успешный художественный товар. Это был Мак Оппенхаймер (или – как его чаще всего называли сокращенно – Мопп)¹⁵. По-видимому, он очень рано перенял некоторые идеи Кокошки, хотя нельзя исключить, что пришел к определенным приемам и сам. Так или иначе, он сделал «рентгенограммы» Кокошки чуть приглаженнее и колористически привлекательнее и мягче, он не рвал плоть мазками, не рисовал сухо и рывками на пустом фоне, но довольно красиво моделировал, он соединил это со своего рода лучизмом Делоне (или радужностями Эль Греко), и получился стильно-салонный вариант работ Кокошки, своего рода бидермайер авангарда. Мопп имел большой успех, ему позировали Генрих Манн, Томас Манн, Артур Шницлер, Франц Бляй и многие модели самого Кокошки. Весной 1911 года его выставка прошла в Мюнхене в галерее Г. Таннхойзера, то есть в той самой, где состоится и первая выставка «Синего всадника» в декабре следующего, 1912 года. Кокошка всячески пытался предотвратить ту выставку, стремился быть показанным в Мюнхене первым; в кампании в прессе в поддержку Кокошки выступили все его друзья во главе с Лоосом и Вальденом. Успеху Моппа, правда, это сильно не помешало. Зато есть то самое письмо, где Кокошка перечисляет, что у него позаимствовал Мопп, комментируя первую монографию, посвященную Моппу. «Монография – весь путь моего развития: он был открыт на Kunstschau, он с тех пор аутсайдер, покрываемый критикой грязью, он движется в сторону «Грюневальда», он – единственный современный художник в Вене, он видит призраки, наипотаенные страдания души, он с радостью открывает раны, он кончит сумасшествием». Оставим за скобками рассмотрение вопроса о плагиате Моппа, одним из лучших и самых показательных примеров будет сравнение внешне эффектного портрета А. фон Веберна Моппа (Вупперталь, музей фон дер Хайдт) с характерным изломом модерна и очень деланой позой и портрета Кокошки, неизмеримо более сдержанного и почти сурового. А. Шенберг сказал точнее всех: «Так ведь Кокошка подлинный» («Denn Kokoschka ist echt»)¹⁶. Но сам перечень достоинств Кокошки в его собственном письме более чем увлекательный. Нельзя не обратить внимания в этом контексте на упоминание М. Грюневальда. Это так и подталкивает предположить, что Кокошка знал (хотя, быть может, и понаслышке) о книге Вильгельма Воррингера «Абстракция и вчувствование» («Abstraktion und Einfuehlung», 1908), ставшей одним из главных явлений, параллельных экспрессионизму. Воррингер открывал дух и характер старого немецкого искусства, а некоторые современники его воплощали.