Читаем Человек из раньшего времени полностью

В итоге в один из майских дней, когда весна практически сдала свои права на смену приходящему лету, в ставку прибыл поезд из Петрограда. Из штабного вагона, встречать который поспешил сам Брусилов, вышли двое – невысокого роста лысый мужчина с усами в военном френче без погон и тоже невысокий, но куда более подтянутый, с военной выправкой и в полном обмундировании генерала от инфантерии рыжий вояка с эспаньолкой. Это был генерал Корнилов, в прошлом – командующий Петроградским военным округом, лично арестовавший царскую семью. Его спутник – эсер и террорист, писатель Борис Савинков.

– Честь имею, господин генерал, – отрекомендовался Корнилов. Брусилов распахнул навстречу ему свои объятия, они были давно знакомы и оттого взаимно рады были видеть друг друга.

– Здравствуйте, Лавр Георгиевич! Безмерно рад Вашему приезду!

– А моему? – бесцеремонно вмешался Савинков. Ему, очевидно, доставляло удовольствие, что теперь он едва не на равных с теми, кто еще вчера мог его запросто повесить и от которых он шарахнулся бы при встрече как черт от ладана.

– И Вашему, Борис Викторович, – без улыбки, сухо и вежливо произнес Брусилов.

– Будет Вам, Алексей Алексеевич. Не лукавьте – давно бы повесили меня, будь на то Ваша воля… А вот Вас здесь видеть мне и впрямь приятно, – протянул Савинков руку Бубецкому.

– Чем же я заслужил такое отношение? – по лицу Ивана Андреевича было видно, что его скорее тяготит, чем радует такое обращение.

– Ну как же, помилуйте. Вы – живая легенда революционного движения. 30 лет в Петропавловской крепости за сорвавшееся убийство Александра III – это уже биография, какой при нынешних временах можно только позавидовать.

– Во-первых, Вам неплохо было бы сначала рекомендоваться… А во-вторых, милостивый государь, слова Ваши звучат как оскорбление. Из них проистекает вывод, что власть в стране захватили преступники, и для них определяющим фактором является количество лет, проведенных в тюрьме. Чем их больше – тем выше степень твоей общественной значимости. Была бы в стране смертная казнь, я как должностное лицо велел бы Вас расстрелять, уж простите.

– Тогда и я по порядку, – смеясь в усы, начал Савинков. – Рекомендуюсь. Комиссар Временного правительства Борис Савинков, в прошлом эсер и террорист, Ваш коллега. Второе. Смертная казнь введена вчерашним декретом Временного правительства, в том числе для дезертиров. И третье. Извините меня за мою чрезмерную браваду, слишком устал в дороге, не соображаю, что говорю.

– Однако, сколько новостей, – умилился Брусилов.

– Это еще не все, – ответил Корнилов. – Впрочем, об остальном позже. Мы страшно устали, Алексей Алексеевич. Не отдохнуть ли нам с дороги?

– Непременно, прошу Вас, господа.

В кабинете, за бокалом вина и чашкой чая, Корнилов объявил цель своего приезда.

– Вчерашним декретом Временного правительства Вы назначены Верховным Главнокомандующим, и потому отбываете в Петроград в распоряжение министра Керенского. Я назначен командующим фронтом. Вот приказ о Вашем назначении.

Брусилов трясущимися руками развернул его и начал читать:

«Принимая во внимание порожденный войной и революцией дефицит военных специалистов высочайшего уровня и нуждаемость в них как всего правительства, так и военного министерства, приказываем: назначить генерала от инфантерии Брусилова Алексея Алексеевича на должность Верховного Главнокомандующего Российской Армией и Флотом, освободив от занимаемой должности. Назначить командующим Юго-Западным фронтом генерала от инфантерии Корнилова Лавра Георгиевича, освободив от должности командующего Петроградского военного округа. Петроградский военный округ – упразднить. Председатель Правительства, князь Львов».

– Там на обороте еще записка.

– Так… Читаю… «Дорогой Алексей Алексеевич! Как Вам уже известно, мое назначение не прошлось без инсинуаций. И главная из них состоит в том, что я не имею ни малейшего опыта как военный руководитель. Нуждаюсь в Вас больше, чем в воздухе. Прошу, приезжайте скорее, у нас с Вами теперь слишком много дел. Керенский».

– Поздравляю Вас, Алексей Алексеевич!

– Благодарю Вас, но… – было видно, как смущение на лице генерала медленно, но верно сменяется радостью. – Как же я тут все оставлю?

– Что я слышу? Уж не засиделись ли Вы на своем месте? Не превратились ли из генерала от инфантерии в чиновника от инфантерии?

Корнилов своей шуткой разрядил обстановку – все рассмеялись. А через пару часов Брусилов вовсю собирался, примерял парадные мундиры, солдаты паковали его дорожные сундуки, все метались по всей ставке, а Корнилов с Бубецким обсуждали стратегию военного развития России, запершись в его новом кабинете.

– Насколько мне известно, Лавр Георгиевич, Ваши военные и политические взгляды далеки от либеральных, – ухмыльнулся Бубецкой.

– Это да, я против разрухи. А проводимая до сих пор политика ее только приумножала. Много придется теперь поработать.

– Уж не о комитетах ли Вы говорите?

– И о них в том числе. И об унижениях перед врагом.

– Что же, будете и с этим бороться?

– Позвольте, а разве Вам нравится все происходящее? – лукаво прищурился Корнилов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Проекта 1917»

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза