– Конечно, конечно, мы очень ценим Вашу дипломатичность, – поспешил сгладить острые углы Грушевский. – И призываем Вас понять нас. Мы уже в который раз начинаем диалог даже не о предоставлении полной независимости, хотя Николай Иванович и иже с ним категорически на этом настаивают и склоняют к этому Центральную Раду, а хотя бы об автономизации… Ну согласитесь сами, мы не можем быть всего лишь волостью или уездом России – слишком развита здесь инфраструктура, слишком она многогранна и объемна, чтоб взять и лишить нас права на самоопределение даже в самом зачаточном, эмбриональном состоянии…
– Я согласен с Вами, Михаил Сергеевич, но и правительство можно понять – оно опасается, что в случае предоставления вам автономии с широкими правами Украина с подачи военного руководства станет анклавом Германии.
– С чего они это взяли?!
– Я лично имел беседу с митрополитом Шептицким, и он разубедил меня в этом. Но на то, чтобы разубедить в этом правительство, нужно время. Уверяю Вас, по приезде я заострю внимание правительства на этом вопросе и не сойду со своего места, пока они не уступят вам.
– Времени у нас нет! – вскочил со своего места Михновский. – Вам известно, что Керенский готовит наступление на Юго-Западном фронте.
– Гучков…
– Уже Керенский! Сегодня утром он назначен военным и морским министром.
– Вы осведомлены лучше меня… Однако, должен Вам сказать, что это не прибавляет мне оптимизма. Гибкие взгляды Керенского для военного и морского министерства опаснее, чем консерватизм Гучкова. Керенский жаждет прекращения войны, и если он поддержит план наступления, ждите подвоха – что-то тут не так. Развал фронта, полная демобилизация и следующая за ней деморализация – вот конечные пункты его политической программы. Отсутствие в Петрограде сколько-нибудь весомого ему оппонента дает ему в руки бразды правления государством, что недопустимо….
– Замечательно, что Вы это понимаете, но от этого не легче. Понимаете, Керенский ведет к новым жертвам среди украинского населения и солдат. Вы правы, когда говорите о подвохе – он пытается за счет провального наступления истребить огромную часть населения страны и тем самым заставить ее замолчать. В таких условиях ожидать, когда у него там проснется совесть или разум, мы просто не можем, поймите нас. Мы приняли решение о созыве Первого всеукраинского военного съезда, который должен начать работу уже завтра. На его повестке априори будет стоять военный вопрос.
– Какова же реакция правительства?
– Пока не знаем, вот ждем ответа на посланную телеграмму…
– А я считаю, – начал Грушевский, – что такой с нашей стороны резкий оборот событий влечет революцию уже в самой Украине, что недопустимо. Путь ее развития всегда был и остается скорее эволюционным, демократическим и поступательным, нежели, чем революционным и разрушительным. Господа, ну посмотрите на опыт России. Вторая революция – и обе ведут непонятно к чему. Кругом разруха, ничего хорошего не светит, а они все бредят этой революцией как панацеей от собственной глупости. Зачем повторять чужие ошибки?
– Не согласен, – вступил Винниченко. – Все это ерунда. Этот мир был задолго до нас, и будет после нас. Читайте Маркса – у него все замечательно прописано по букве экономического закона. Экономика – вот основа жизни общества. А право, военная мощь и прочая – только лишь надстройки.
– И что это значит? – скептически взглянул в его сторону Михновский.
– А то, что сейчас вообще ни о какой армии речи быть не может. Необходимо, по Марксу, всеобщее вооружение народа. Народ сам должен отстаивать свои достояния, сам оберегать средства производства и сам заботиться об их воспроизведении. Вопросы самозащиты должны стоять в одном ряду с вопросами построения народного хозяйства. Народная власть от и до должна проявляться во всем.
– Народная армия? Что за бред? – вскинул брови Петлюра.
– Ничего не бред, – обиделся Винниченко. – Как во времена Великой Французской революции, народная милиция.
– Много воды с тех пор утекло, – поглаживая бороду, комментировал Грушевский. – Сложновато будет теперь тут в наших условиях взять и внедрить понятия революции 1789 года.
Раздался стук в дверь. Вошел почтальон с телеграммой. Михновский выхватил ее у него из рук, прочитал и передал Бубецкому.
– Вот, полюбуйтесь. Керенский под угрозой суда запретил проведение съезда.
– И что же вы намерены делать?
– Проводить, – ответил Петлюра.
– Но…
– Поймите, Иван Андреевич, запрещение съезда вызовет неизбежную реакцию и посеет в массах недоверие к верховному командованию и снизит боевой дух украинцев. Мы не можем просто взять и отказаться от его проведения в условиях готовящегося наступления, Михаил Сергеевич прав. А вот Вам, я полагаю, лучше в нем не участвовать, боюсь, что Керенский не оценит этого должным образом.
– Коней на переправе не меняют, – бросил Бубецкой. – Если не удалось предотвратить проведение съезда, то отводить глаза перед смертью – последнее дело, Вы как военный человек меня понимаете.