Человек из раньшего времени

– Не совсем. Революция сама по себе начинание неплохое, ибо уж слишком далеко зашла самодержавная власть в защите своих собственных интересов и игнорировании всех остальных. Но проблема в том, что на протяжении последних ста лет активной борьбы со вспышками внезапно пробудившегося в русском человеке после войны 1812 года правосознания Россия начисто лишилась идеи как таковой. У России много оружия, но нет солдата. Потому практически проиграна война. Потому и революционные преобразования так тяжело идут, буквально прорываясь сквозь стены людского непонимания. Лишенный какой бы то ни было национальной идеи (скомпрометировавший себя царизм не в счет) человек уже ничему и никому не верит, всюду ему видится подвох. Оттого и стало воевать-то ему не за что. А теперь посмотрите на то, что происходит здесь. Были ли случаи дезертирства? Нет, генерал Брусилов не даст мне солгать. В то же время – вся остальная линия фронта, от и до оккупированная введенными правительством солдатскими комитетами буквально стонет от неповиновения и мародерства. Все это нам здесь неведомо. Здесь поддерживается боевой дух солдат. А за счет чего? Когда Россия как огромная и единая, великая наша родина по одной ей понятным причинам принять и обогатить человека не может, ищет человек родины малой и там питается – пусть временно, но в достаточном количестве – и чувством гордости, и долга, и ответственности, и связи с родной землей. В основном весь Юго-Западный фронт, как Вы успели заметить, состоит из национальных частей – здесь словаки, сербы, чехи, поляки, украинцы. И каждый, с Божьей помощью, питает в себе те черты и свойства, что делают его гражданином и патриотом – неважно какой волости или края – а России в целом. Поклоняться идолу России сейчас невозможно, он слишком слаб и всюду подточен. А человек так устроен, что поклоняться кому-то ему нужно всегда – без веры в завтра, в будущее, в лучшее ни одно действие не будет иметь логического завершения. Вы знаете об этом не хуже моего, тридцать лет Вы жили только этой верой и надеждой. Вы верили в революцию. Сейчас никто в нее не верит. Но не потому, что она плохая, а потому что русский человек за годы царского гнета очерствел настолько, что еще долго придется делать ему добро и подачки, чтобы он наконец оттаял. А во что же верить? Только в национальную идею, которую мы и стараемся привить солдатам. И коль скоро у нас это получается, в подшефных нам войсках царит относительный порядок – этого Вы также не можете не замечать. А если бы потребовалось сдаться, предать – много ли для этого надо? Вы и сами видите, что власти на местах у украинского населения куда больше, чем у петроградской власти. Взяли бы и вас не спросили. Только зачем? Украинец, в отличие от русского, который бьет своего командира, ворует, мародерствует и наконец оставляет товарищей погибать на поле сражения, потому что ему, дескать, надоело воевать, понимает, что не по дороге ему с немцем. Не придется счастливо и сыто жить при варяге, когда самому управляться на своей земле можно и должно. И этой автономией, о которой мы так много говорим и пишем последнее время мы лишь хотим дать понять, что только самоуправление, исходящее от хозяина земли – русского человека – способно восстановить страну и привести ее в то положение, в котором она на худой конец пребывала на момент начала войны. Не более.

На минуту Бубецкой вспомнил простые и односложные слова православного священника, с которым виделся на днях в Мултане – как далеки эти два служителя религии были друг от друга, как разнились их слова, образ мыслей, да и подходы к решению одних и тех же проблем. Сколько просвещения, сколько истинно европейского духа, составляющего издревле дефицит для русского слуха было в этом поджаром священнике, который если и походил на священника, то только ризой да бородой. Митрополит говорил разумно настолько, что не оставлял аргументов для оппонента. В то же время Бубецкой понимал, что не имеет права сейчас просто сдаться – это означало бы дискредитацию политики правительства в глазах солдат, чего допустить нельзя.

– Я во многом с Вами согласен, святой отец, но за покровом национальной идеи Вы все же не должны забывать и идею русскую, не должны забывать о русском солдате, о русском человеке, о России как таковой. Нельзя полностью погружать ментальность человека в национальную идею, иначе это чревато отрывом от той грандиозной идеи мирового могущества, которая сплотила Россию во времена Киевской Руси и до сих пор является важнейшим сдерживающим фактором, объединяющим разных по полу и вероисповеданию, по происхождению и статусу людей в едином порыве борьбы с врагом.

– Замечательно сказано, – пожал ему руку Шептицкий. – Именно об этом, с Вашего позволения, мы и поговорим с солдатами. Алексей Алексеевич давеча обмолвились о подготовке наступления. Так уж позвольте нам принять посильное участие в поднятии боевого духа солдат, а уж после сами увидите результаты.