– От Вас сложно что-либо скрыть.
– Патриот патриота издалека видит.
– А что же, солдатских комитетов у вас тут вовсе нет?
– Были, но упразднены самими же солдатами. Здесь, как видите, у нас устои патриархальные, но деликатные и добрые, и всех они устраивают, си солдат в том числе.
– А со снабжением как?
– Тьфу-тьфу, местное население помогает, только тем и держимся… На сегодняшний день у нас 10 армий, включая Особую, Дунайскую и Чехословацкий отдельный стрелковый корпус. Доля украинских солдат занимает значительное место.
– Да, министр посвящал меня в это… И в этой связи у меня к Вам вопрос, Алексей Алексеевич. Не кажется ли Вам, что рост сепаратизма и национализма внутри украинских частей уж слишком велик? Не чревато ли это последствиями в виде отхода от России и создании на территории Украины анклава Запада?
– О последнем и говорить не хочу – Вы глубоко заблуждаетесь. Украинцы есть патриоты России куда большие, чем сами русские. Согласен, что слишком уж мы им сейчас воли дали – но чего не сделаешь ради победы. А уж после нее разберемся…
Бубецкой и Брусилов шли вдоль длинной ветки железнодорожных путей и рассматривали солдатский быт, так умиляющий взор после всего этого бардака с солдатскими комитетами и казнями командиров, которыми совсем недавно так похвалялся Папахин, когда к ним подбежал адъютант генерала и доложил:
– Господин генерал, снабжение прибыло.
– А вот как раз кстати, – повернувшись к Бубецкому, радостно потирая руки сказал Брусилов. – Сейчас я Вас кое с кем и познакомлю.
Они интенсивно зашагали вдоль той же ветки вслед за адъютантом. По дороге командующий говорил комиссару:
– Это снабжение из Киева. То самое, о котором я говорил. А привезли его два замечательных человека.
Вскоре перед ними оказались двое – невысокий блондин в военной форме и высокий статный священник, облаченный в католическую рясу.
– Разрешите представить Вам. Симон Петлюра, – кивнул он на военного, – командир всего украинского движения на фронте. А это – отец Андрей Шептицкий, глава всеукраинской униатской церкви. – При виде священника Бубецкой вскинул брови. – Да, да, не удивляйтесь, священник на фронте такая же неотъемлемая деталь как пушка, заявляю Вам это как кадровый военный. Без веры солдату в бой идти никак нельзя… Ну да господа, сейчас тут будет столпотворение и как бы нас с Вами не замяли, так что прошу ко мне в кабинет.
– Если позволите, – скромно сказал священник, – я присоединюсь позже, мне нужно переговорить с солдатами.
– Непременно, будем ждать Вас, святой отец…
В кабинете Брусилова Бубецкому наконец представилась возможность изложить опасения Керенского и всего правительства главному зачинщику тех волнений, ради которых его сюда и прислали сейчас.
– Изволите ли видеть, – не поднимая глаз, начал Бубецкой, – в Петрограде члены Правительства выражают серьезные опасения по поводу роста националистических движений внутри частей, базирующихся в Малороссии…
– На Украине, – поправил его Петлюра.
– Разумеется, извините. А сами понимаете, отсоединение территорий в такой сложной внешнеполитической обстановке для России чревато огромными потерями…
– Во-первых, чем же она сложна? Что мешает заключить с немцами мир и тем самым окончательно исполнить все принятые на себя перед советами обязательства?
– Положение врага. Пока окончательно условия мирного договора не согласованы, от него можно ждать всего, чего угодно, и Вы как военачальник знаете это не хуже меня. Это раз. А второе – Россия в сложной ситуации. Преждевременный мир может сделать ее объектом для интервенции, как это уже было в 17 веке. Одним словом, за пять минут этот вопрос не решить – он нуждается в тщательной и серьезной проработке и, поверьте, министерство Гучкова занимается ею.