Через пару часов они сидели за бутылкой вина в большой Вариной квартире. Бубецкой с замиранием сердца внимал ее рассказу и практически не притрагивался к изобилию ее роскошного стола.
– Она очень страдала… Да что об этом говорить, Вы и сами это понимаете. Но обстановка дома была еще более нетерпимой, чем в гимназии и среди подруг – если отец хоть как-то старался ее поддержать, то мать словно бы жаждала ее смерти. Она винила и корила ее во всех смертных грехах, и хоть Лиза не подавала виду, что слова матери ее хоть сколько-нибудь заботят, а все же отнять этого из жизни было нельзя. Все это сыграло свою роль. За неделю после Вашего ареста она сильно состарилась – девушка 17 лет не может так выглядеть. Она стала какой-то непривычно серьезной, лицо ее помрачнело – не побелело, а именно помрачнело, она стала взрослой в мгновение ока… Перестала общаться с подругами, с внешним миром, замкнулась в себе. А последние несколько дней, перед визитом к императору, и вовсе перестала разговаривать. Мы подумали, что она онемела. Только беседа с Александром немного заставила ее приободриться и взять себя в руки… Впрочем, она же и стала причиной гибели… Выйдя с высочайшей аудиенции, Лиза бросилась в Неву. Тело всплыло на следующий день – его прибило к берегу на Выборгской стороне. Убитый горем отец прожил совсем недолго. А мать только, казалось, избавилась от непомерного груза. Что ж, jedem das zeine…
– Да, ты права, каждому свое, – пробормотал Бубецкой. На нем не было лица. Посидев неподвижно секунду после окончания Вариного рассказа, он закачался и наконец, уронив голову в ладони, тяжело и в голос заплакал.
– Полноте, полноте, князь… Потерянного не воротишь, что теперь об этом…
– Я понимаю, но… она была единственным родным мне человеком. Знаешь, о чем я жалею? Что нам было отпущено так мало времени. Что я где-то стеснялся показать свои чувства, где-то по глупости, а где-то из-за недальновидности не сказал ей всего, что должен был сказать. Не сделал всего, что должен был сделать. И я молю Бога, чтобы она, когда умирала, знала, что любил я ее больше всего на свете – больше солнца, больше неба над головой, больше жизни своей никчемной – а она никчемна, как показывают события последних дней.
Варвара посмотрела ему прямо в глаза и тихо, вполголоса, сказала:
– Она знала.
– Почему ты так уверена?
– Потому что безответная любовь – это ерунда. Она, как правило, не жизнеспособна и не подталкивает людей на такие поступки, который ради Вас совершила Лиза. Когда человек самоотверженно бросается в пасть тигра, готового разорвать любимого, он знает – его поступок будет оценен. И ничья оценка не заботит, кроме как оценка любимого. Того, ради которого можно и жизнь отдать. А значит, настоящая любовь всегда взаимна. Помните это и верьте в это всегда. Закрадись в ее голову сомнения в Ваших чувствах – она превозмогла бы боль, и жила бы дальше. Пусть, мучаясь, но жила бы. А оно видите как, все вышло…
Иван пристально вгляделся в собеседницу. Ее слова казались ему откровением, самым правильным и дельным из всего, что он слышал за все свои пятьдесят лет. Их руки непроизвольно сомкнулись. Он еще не знал, что именно увидела в нем она и чего сейчас хочет, но слышал он явно то, что жаждал, горячо жаждал услышать, приникал к ее словам как к источнику – и потому желания расставаться с ней у него не будет еще долго…
Они проснулись около четырех утра – было еще темно. Хотя, вроде бы, они не спали – просто синхронно выпали из той эйфории, в которой оказались накануне вечером.
– Теперь, я так понимаю, мы можем перейти на ты? – шутливо спросила Варвара, лежа у него на груди.
– Ну разумеется, – улыбнулся он. – Я вообще не понимаю, к чему эти наигранные приличия.
– Что ты теперь намерен делать?
– Тот же вопрос я хотел задать тебе.
– Еще не знаю. Мужа моего убили солдаты во время революции, оставленное им состояние медленно, но верно подходит к концу.
– Переходи к нам на службу.
– Шутишь? Что я буду делать? Я отродясь ничего не делала, да и не умею толком.
– Это ты шутишь. Сейчас никто ничего не делает, все только разглагольствуют о том, как обустроить жизнь в России. А ты будешь это делать вполне официально – состоя при правительстве, а точнее при комиссаре.
– В качестве кого? Содержанки?
– Оставь эти понятия прошлой жизни. Теперь это называется уполномоченный. Хотя суть та же самая, – оба расхохотались.
– И каково же будет мое первое поручение?
– Завтра… а вернее, уже сегодня, мы с порученцем отправляемся в Бердичев, в штаб Юго-Западного фронта, чтобы постараться как-то урегулировать ситуацию с хохлами. Поедешь со мной?
– Фронт? Как романтично, давно мечтала там побывать… А что, почему бы и нет? С тобой там будет все же безопаснее, чем здесь, где в любой момент какой-нибудь пьяный солдат проломит мне голову так же, как намедни моему супругу.
– Вот и правильно. Собирайся, поезд вечером.
– Как, прямо сейчас собираться?
– А что такое?
– Я думала, Иван Андреевич, мы с Вами произведем еще пару манипуляций аналогичных ранее сделанным…